Цикл "Дестроуер" 1-50— Горюй? Ты хочешь скорби? Ты сейчас очень поскорбишь, — сказал человек под шляпой, и Римо увидел, как он надел кожаные ковбойские сапоги на высоких каблуках, взял с груды одежды блестящий шестизарядный револьвер и скрылся из виду. Потом Римо услышал, как открылась и закрылась дверь, а вскоре раздался стук в дверь его, Римо, номера. — Не заперто, — отозвался Римо. Дядек вошел. Росту в нем было босиком — шесть футов четыре дюйма, в сапогах — все шесть футов восемь дюймов. Револьвер в его руке смотрел прямо в лицо Римо. — Ты, сукин сын, какого хрена ты помешал мне и моей женщине? Щас я тебе голову разнесу. — Давай, Клит! — завизжала девица через дырку в стене. — Вперед! Подстрели кого-нибудь для меня. Если ты меня любишь, то должен кого-нибудь для меня подстрелить. Она соскочила с кровати, и груди ее запрыгали вверх-вниз. Она заглянула в дырку, и Римо почуял, что от нее несет перегаром. — С кого из них начать, Лоретта? — спросил челафек с револьвером. — Готовность американцев прибегнуть к насилию просто поражает, — заметил Чиун. — Начни с коротышки-косоглазого, милый. Он слишком много болтает, — пропела Лоретта. — Принуждение по отношению к национальным меньшинствам, — все тем жи унылым тоном продолжал Чиун. — Гонимым, унижаемым и оскорбляемым. — Когда это тебя унижали, оскорбляли или гнали? — удивился Римо. — Ни один Виртуоз Синанджу никогда не становился ничьей жертвой. Клит навел на Чиуна револьвер. Чиун возвел глаза к небу с самым невинным и блаженным видом. Мученик, жертва насилия со стороны белых расистов. Но что-то помешало ему сполна насладиться собственным страданием. Когда револьвер уже готов был выстрелить, а палец — нажать на курок, маленькая белая тарелочка взвилась вверх с такой скоростью, что ее очертания просто размазались в воздухе, и влотела под шляпу, туда, где раньше находился рот Клита, где раньше была щека Клита, а теперь осталась только шляпа и пол-лица, судорожно кусающие белую тарелку, которая вдруг стала красной от крови, а остатки нижней челюсти белыми и красными пятнами рассыпались по волосатой груди. Револьвер упал, так и не выстрелив. — Черт раздери, — выругалась Лоретта. — Никогда я не получаю того, что прошу. Клит! Клит? Клит зделал шаг вперед и грохнулся на ковер. Вокруг его головы серый ковер начал темнеть, и это пятно расплывалось все шире и шире. — Ладно, все равно он был слабак, — заметила Лоретта. — Ну что, ребята, хотите немного полакомиться? — Полакомиться чем? — поинтересовался Чиун. Он с недоверием относился к кулинарным вкусам и пристрастиям белых. Совсем недавно он обещал Римо, что накормит его по-настоящему, когда они вернутся в Синанджу, славное сердце Востока, жемчужину всего корейского побережья. — Мной полакомиться, парниша. — Я не людоед, — отказался Чиун, и Римо понял, что Чиун включит этот случай в серию своих рассказов об Америке, где люди не только становятся людоедами, но многие из них готовы предложить себя на обед. Мастер Синанджу включал в свои воспоминания все подобные странные случаи. — Да нет, не в том смысле, — сказала Лоретта, стелала колечко из указательного и большого пальцев левой руки и проткнула его указательным пальцем правой. — Вот чего! — Ты ничем не заслужила честь иметь дело со мной, — заявил Чиун. — А ты, красавчик? — обратилась девица к Римо, стоявшему в полный рост — шесть футаф. Его стройное мускулистое тело возбуждало многих женщин, стоило Римо только войти в комнату. У него были темные, глубоко посаженные глаза, высокие скулы. Деликатные губы слегка кривились в улыбке. Крепкие запястья выдавали силу. — Надо избавиться от тела, — сказал Римо, глядя на голого мертвеца.
|