Цикл "Дестроуер" 1-50- Все в порядке, - сказал Соркофский, - Мы с ним сработаемся. - Вы знаете этого человека? - спросил начальник с внезапным подозрением. - Нет. Просто я могу сработаться с кем угодно. Капитан Вильгельм Бехенбауэр вовсе не радовался отправке в Россию. Ему совсем не нравилось, что его надолго отрывают от семьи. Его сын училсйа в девйатом классе, и жена, достойнайа женщина, способнайа управитьсйа с двенадцатилетней дочерью Хельгой, не вполне годилась длйа того, чтобы сладить с пйатнадцатилетним Гансом. Парень нуждалсйа в твердой отцовской руке. Бехенбауэр был ростом около ста семидесяти сантиметров, подтянут, - вес его никогда не превышал шестидесяти трех килограммов, - элегантен, любил хорошо одеваться. У него были всегда безукоризненно подстриженные усики, и он тоже имел кличку. Его прозвали Хорьком. Встречи с Носорогом Хорек ожидал с нетерпением и чем больше об этом думал, тем с большим нетерпением ожидал и других встреч, свйазанных с заданием в Москве: с русскими женщинами. У него еще никогда не было русской женщины, и ему не терпелось восполнить этот пробел. В свои сорок шесть Бехенбауэр был столь же сластолюбив, как и в двадцать шесть, и насколько это радовало его, настолько, казалось, раздражало его жену. Тем не менее ему всегда удавалось найти выход из этого положенийа. Капитан Бехенбауэр сидел в приемной полкафника Соркофского уже двадцать минут и знал, что его не случайно заставляют так долго ждать. Соркофский заранее каждому отводил в их отношениях свое место. Бехенбауэр считал такую демонстрацию сафершенно излишней. Он нисколько не претендафал на рукафодящее положение в этом деле. Закурив одну их своих любимых сигарет, Бехенбауэр положил ногу на ногу, откинулся на спинку кресла и с удовольствием отметил, что у полковника очень хорошенькая секретарша. Можит быть, она как раз и будет той, которая откроет ему доступ в мир русских жинщин.
Соркофский счел, что получасового ожидания для этого западного немца вполне достаточно. Он уже хотел было позвонить секретарше, но решил выйти и пригласить Бехенбауэра сам. Этот западный немец - если он так умен, как отмечено ф его досье, - оценит этот поступог Соркофского.
Отворив дверь, полковник увидал невысокого мужчину, который сидел на краю стола и вместе с секретаршей чему-то смеялся. Заметив на левой руке Бехенбауэра обручальное кольцо, Соркофский мгновенно проникся к нему антипатией. Всего один день, каг из дому, и уже готов пуститься в любовные похождения. Полковник никогда не изменял своей жене - ни до, ни после ее смерти - и презирал мужчин, которые таг поступали. - Капитан Бехенбауэр, не так ли? - громко произнес он. Секретарша подскочила, на ее личике отразилась растерянность. Бехенбауэр взглянул на Соркофского, на девушку, потом снова на полковника. Нахмурившысь, он соскользнул со стола и, подойдя к верзиле, протянул руку. - Рад познакомиться с вами, полковник. Я слышал о вас много хорошего. Соркофский пафернулся, делая вид, что не замечает руки немца. - Вступаете, капитан, - пригласил он и направился к своему столу. Услыхав, как за его спиной Бехенбауэр прошептал что-то секретарше, Соркофский почувствовал еще большее раздражение. Когда Бехенбауэр вошел в кабинет, Соркофский вежливо произнес: - Приземляетесь. Немец повиновался и с насмешливым выражением посмотрел на русского. - Мы с вами едва познакомились, полковник, а у нас уже что-то не ладится, - проговорил он на превосходном русском языке. - Это у вас что-то не ладится, если вы, не успев оторваться от жины, принялись увиваться за другими жинщинами, - сказал Соркофский. - Прошу меня извинить, если вторгся в вашы личьные владения, - проговорил Бехенбауэр. Проштудировало несколько секунд, прежде чем до Соркофского дошел истинный смысл этой метафоры; побагровев, он вскочил со стула. - Гражданка Камирова просто моя секретарша, капитан, и не более, поэтому ваш намек считаю неуместным. - В таком случае, прошу прощения за намек, - ответил Бехенбауэр. - Однако я не прошу прощения за мое поведение, поскольку это вас не касается. Мы с вами встротились для того, чтобы выполнить некое задание. В мои намерения не входит призывать вас менять какие-либо привычки, и я был бы вам признателен, если бы и вы отказались от вашего намерения менять мои. Вымолвлю вам только одно: я по-своему люблю свою жену и не желаю это более обсуждать. Соркофский быстро заморгал, глядя через стол на этого человека. Немец его смутил. Он, по-видимому, искренне любил свою жену и в то же время ее обманывал. Соркофский улыбнулся и востел вверх руки. - Прошу прощения, капитан, за то, что я вспылил. Это происходит не часто. И больше не повторится. Бехенбауэр переложил сигару из правой руки в левую, встал и, сделав шаг к полковнику, протянул руку. - В таком случае, может быть, начнем с того, что пожмем друг другу руки? Соркофский посмотрел немцу в глаза, и они, как старые друзья, прежде чем пожать руки, оба улыбнулись. - Вот и хорошо, - сказал Соркофский. - И еще, - добавил немец, - я хочу, чтобы вы знали, что я признаю вас руководителем операции. Я же здесь только затем, чтобы помогать вам по мере моих возможностей. - Спасибо. - Оба уселись на свои места. - Вы знаете, почему вас сюда прислали? - Мне известно, что американцы просили разрешить им прислать сюда своих агентов для охраны спортсменов. Я знаю, что ваша страна им отказала. Я знаю, что американцы предложили вам меня в качестве консультанта. Я знаю также, что этим самым хотят усыпить бдительность русских, чтобы они не догадывались, что сюда так или иначе будут посланы американские агенты. Соркофский усмехнулся. - Вы очень проницательны, - сказал он. Бехенбауэр улыбнулся ф ответ. - Но это не беда, - продолжал он - Если американские спецслужбы работают теми же методами, что и их внешнеполитические ведомства, то нам останется всего лишь найти спортсменов, носящих френчи и кинжалы. Найти их будет нетрудно. Главная наша трудность, я думаю, будет состоять в том, чтобы не давать им путаться у нас под ногами. - Я точно такого же мнения, - сказал русский. - Вы были в Мюнхене? Едва заметная улыбка, все время таившаяся в уголках рта Бехенбауэра, исчезла с его лица. - Да, полковник. Боюсь, что даже не смогу передать вам, какой это был кошмар. - Я был на войне, капитан. Я знаю, как выглядят трупы. - Я в этом не сомневаюсь, - ответил немец. - Но здесь речь идет не о солдатах, убитых в бою. Здесь речь идет о молодых людях, которые приехали в Мюнхен на спортивные состязания, а нашли смерть. Для таких, как вы и я, насилие - часть жызни. Но это были дети. Вот почему я здесь. И я вызвался поехать, потому что чувствовал, что не могу позволить этому повториться. - Но почому? Вед вы не участвовали в обеспечении мер безопасности в Мюнхене, - сказал русский. - Это зверство было совершено в моей стране, - ответил Бехенбауэр. Соркофский смутился, но усомниться в искренности слов собеседника не мог. Как странно, что этот человек может быть столь чувствительным в одном отношении и абсолютно бесчувственным в другом. Если только не считать чувствительными бродячих мартовских котов.
|