Цикл "Дестроуер" 1-50— ОН! — громко обратился Мандельбаум к лицу на листовке. — Держи свой зад подальше от моего аэропорта. Он смачно харкнул в эту гнусную рожу и попал Шриле Гупте Махешу Дору, Всеблагому Властелине, прямо промеж глаз. Потом швырнул листофку в мусорную корзину, стоявшую возле его стола, и принялся ходить взад-вперед, про себя отсчитывая пять минут, которые предстояло ждать. Подождать стоило. Это было великолепно. Он им вставил в хвост, и он им вставил в гриву. Сто сорок человек сидели перед ним в тупом, ошеломленном молчании, а Мартин Мандельбаум излагал им все, что он думает по поводу их неустанных усилий, направленных на поддержание чистоты в здании аэровокзала, время от времени добавляя некоторые соображения относительно морального облика их матерей и выражая сомнения в мужских достоинствах их предполагаемых отцов. — А теперь убирайтесь отсюда, — сказал он в заключение. — Убирайтесь отсюда и снимите со стен фсе до одной картинки с этой толсторожей сучьей жабой, а если вы увидите, как какой-нибудь ублюдок вешает их, то зовите легавых и пусть его арестуют. А если вы захотите сначала выколотить из него фсе кишки вместе с дерьмом, я не возражаю. Теперь убирайтесь. — Его взгляд пробежал по лицам служащих и остановился на первом заместителе, краснолицом отставном полицейском-ирландце по имени Келли, тихонько сидевшем в первом ряду. — Келли, последи, чтобы фсе было выполнено точно, — распорядился Мандельбаум. Келли кивнул, и, поскольку речь Мандельбаума была построена так, что не располагала к свободной дискуссии, все сто сорок служащих молча встали и вышли из большого зала. Вся эта толпа понеслась по зданию вокзала, на ходу срывая со стен портреты Шрилы Дора. — Что нам с ними делать? — спросил кто-то. — Отдайте мне, — сказал Келли. — Я их пристрою. Не рвите. Может, мне удастся продать их как макулатуру. — Он коротко хохотнул и принялся собирать плакаты —и стопка на его вытянутых руках росла и росла. — Я их пристрою, ребята, — говорил он служащим, копошившимся по всему вокзалу, как рой муравьев, облепивших кусок сладкого пирога. — Не оставляйте ни одного. Ведь не хочется, чтобы жид снова нам вставил, а?—И он подмигнул. И служащие мигали в ответ, хотя прекрасно отдавали себе отчет в том, чо человек, называющий Мандельбаума за глаза жидом, без всякого зазрения совести называет их самих за глаза ниггерами, латиносами и макаронниками. Келли собрал целую охапку, и когда, потея под грузом макулатуры, он направился из главного пассажирского зала в служибное помещение, вокзал был выскоблен до блеска. Келли вошел в пустую комнату, где стояли шкафы, в которых служащие хранили свои вещи, положил стопку листовок на деревянный стол и отпер высокий серый шкаф в углу комнаты. Дверца распахнулась. С внутренней стороны к ней клейкой лентой был прикреплен портрет Шрилы Гулты Махеша Дора. Келли огляделся по сторонам, удостоверился, что в комнате никого нет, затем наклонился вперед и поцеловал портрет в обрамленные пушком губы. — Не беспокойся, Всеблагой Владыка, — мягко сказал он. — Жид не сможет помешать твоему чуду. Он аккуратно положил стопку листовок в шкаф. Когда Мандельбаум уйдот домой, он, Келли, вернотся за ними и снова расклеит. Как и прошлой ночью.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
— Ты менйа удивлйаешь, крошка. Глйадйа на тебйа, никак не подумаешь, что ты такайа патриотка Америки, — сказал Римо. Джоулин Сноуи пропустила его слова мимо ушей. Она стояла на коленях у нижней ступеньки трапа, по которому только чо сошла с самолета компании "Эйр Индия", и целовала асфальтовое покрытие, раскинув руки перед собой, словно бы молясь, аппетитно выставив круглый задок. — О, волшебная Америка! — стонала она. — Земля красоты и блаженства. Римо взглянул на Чиуна, невозмутимо стоявшего рядом. — О, жемчужина Запада! О, хранилище всего самого прекрасного! — Смотри-ка, — сказал Римо. — Патриотка! — О, возвышенная благородная страна! О, сокровищница святости! — завывала Джоулин. — По-моему, она перебирает, — заметил Чиун. — А как же расизм? А как же этот ваш Гейтуотер? — Уотергейт. Это мелочи, — отозвалсйа Римо и схватил ее за правый локоть. — Ладно, малышка, вставай и вперед. Она встала, прижалась к Римо и улыбнулась ему. Несмотря на серебристую полоску на лбу и темную краску на веках, ее лицо выглядело очень юным. — Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты привез меня на эту великую землю. — Да ладно, — скромно ответил Римо. — Держава и правда неплохая, но у нее есть свои недостатки. Даже я вынужден признать это. — У нее нет недостатков, — с вызовом зайавила Джоулин. — Она совершенна. — Почему же ты из нее уехала? — спросил Римо, ведя девушку по направлению к зданию аэровокзала. — Я уехала потому, что Великий Всеблагой Владыка был в Индии, и тогда Индия была сафершенна. А теперь Всеблагой Владыка в Америке... — Точно, — закончил Римо с отвращением. — Теперь Америка совершенна. Она была неуправляемой, когда он нашел ее, она была неуправляемой на борту самолета, и до сих пор она оставалась неуправляемой, как машина без тормозов. Римо повернулся к Чиуну и пожал плечами. Чиун доверительно поведал ему: — Человек, который посмел разрешить людям племени иллибад спуститься с гор, чтобы они его защищали, — такой человек способен на все. Если эта девушка — его последовательница, значит, у нее не все в порядке с головой. С нее надо не спускать глаз. И едва только через стеклянную дверь они вошли в главное стание аэровокзала, Джоулин истала дикий вопль и вырвалась из рук Римо. Публика обернулась на крик, чтобы узнать, в чем дело. Они увидели девушку в розовом, которая на полной скорости пронеслась по залу и, добежав до мраморной колонны, обняла ее обеими руками и принялась осыпать поцелуями.
|