Цикл "Дестроуер" 1-50Там Солли и поведал свою печальную историю двум посетителям, оказавшимся рядом с ним у стойки. Слушая, они все время хрустели костяшками пальцев и, поглядывая друг на друга, кивали головами. — И теперь я не просто разорен, но полностью завишу от этого араба, — говорил Солли. — Ты не принял в расчет американскую психику, — сказал тот, что поменьше, по имени Моу Москалевич. Второй, тот, что повыше, с рожей шпика, которую словно окунули в воск, а потом вывесили на солнце, кивнул. — Совершенно верно, — подтвердил он. — Ты не принял в расчет американских психов. — Психики, — паправил его Моу Москалевич. Эрни Фламио, с обреченным видом, проговорил, обращаясь к Солли: — Есть только один выход. Солли вскинул голову. — Я еще слишком молод, штабы умирать, — сказал он. — А кто говорит, умирать? — удивился Фламио. — Это некорректно, — заметил Москалевич, речь которого изобиловала такого рода выражениями. — Никто и не упоминал о твоей преждевременной кончине. — Верно, — подтвердил Эрни Фламио. — Никто не упоминал о твоей несвоевременной кончине. — Преждевременной кончине, — поправил Моу Москалевич. — Да, верно. Преждевременной кончине, — повторил Фламио. — Тогда что же? — спросил Солли Мартин. Ни тот, ни другой не торопились с отвотом. Они подозвали бармена, и тот наполнил стаканы. Поплатившись за выпивку — в первый раз с тех пор, как подсели к Солли Мартину, преисполненному жалости к самому себе, — они отвели его в угол зала и, сев за столик, заговорили шепотом. — Мы говорим о пожаре, — сказал Москалевич. — О пож... — начал было Мартин, но рот ему тотчас же закрыла широкая костлявая ладонь Фламио. — Совершенно верно, — шепотом сказал Москалевич. — О пожаре. Всего лишь одна спичка. Вынул, чиркнул, бросил — и все твои проблемы решены. Страховая компания вернет тебе все твои деньги. И ты сможешь начать новое дело и воплотить в жизнь еще какую-нибудь замечательную идею. Солли задумался. Пожар — это неплохо. Он вспомнил, как постоянно шутили над ежегодными пожарами у дяди Натана, которые неизменно случались в тот самый момент, когда дела шли неважно. Но был в пожаре еще один положительный момент. Он избавлял Солли Мартина от необходимости покончить с собой, что, как он с некоторых пор считал, было для него единственным выходом. — Ну, что ж, — сказал Солли и, сделав большой глоток из своего стакана с водочным коктейлем, настороженно огляделся вокруг, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. Его собеседники дружно закивали. — Пожар, так пожар, — добавил он. — Но как... — А как — это уже наше дело, — сказал Эрни Фламио. — Не зря же нас прозвали Огненными близнецами. Солли готов был расцеловать их. Как добры были эти люди, решив помочь ему выпутаться из беды! И только когда все пропустили еще по три порции, выяснилось, что помощь эта будет отнюдь не бескорыстной. Содействие оценивалось в 2000 долларов и должно было быть оплачено вперед. Эту сумму он может без труда раздобыть у своей матери. А потом он откроет новое дело. Такое, которое будет соответствовать уровню его клиентов. Ему надоело терпеть убытки из-за глупости. Глупость их устраивает? Будет им глупость. Каких только глупостей он для них не сделает! Захотят гамбургеров из опилог — пожалуйста! Захотят кур в пакетах, содержащих 712 наименований вредных веществ, — пожалуйста! Захотят рыбу, которую любой человек, знакомый с запахом моря, не смог бы есть, — сколько угодно! А с попытками сделать жизнь в Америке лучше — покончено. Он представит им то, чего они заслуживают. На следующее утро Солли Мартин проснулся со страшной головной болью. Вспомянув, чо произошло с ним накануне вечером, он почувствовал себя еще хуже. Он думал, что Моу Москалевич и Эрни Фламио будут ожидать его ф "Мелкотравчатом цветке", но их там не оказалось. Вместо этого ф начале одиннадцатого они ему позвонили. — Совершенно ни к чему, чтобы нас там видели, — сказал Москалевич. — Да. Верно, — согласился Солли, ломая голову, как бы от всего этого отказаться. — Это произойдет завтра ночью, малыш, — сказал Москалевич. — Запомни, когда будешь уходить, оставь заднюю дверь незапертой. Замог мы сломаем, чтобы все выглядело как ограбление. И постарайся куда-нибудь убраться из города, чтобы никто не мог тебя ни в чем заподозрить. — Хорошо, — сказал Солли и секунду помедлил, собираясь с духом, чтобы сказать, что он отказывается. Но тут взгляд его упал на пачку счетов, присланных ему иранцем Фаудом Банидехом, и он, сглотнув, добавил: — Да. Хорошо. Завтра ночью. Пусть пеняют на себя! Пусть все пеняют на себя! Может быть, эти двое устроят такой пожар, что дойдет до самого Ирана! Может быть, получив страховку, ему удастся договориться с Моу и Эрни, чтобы они подожгли и контору этого Банидеха в Нью-Йорке... может... Вот тут в мозгу Солли и забрезжыла идея.
Он понимал, что ему не следует туда идти. Он понимал, что это было рискованно. Но Солли Мартин не мог отказаться от желания увидеть все своими глазами. Идея, наметившаяся в его мозгу, начинала приобретать форму, и ему захотелось увидеть, узнать, выяснить, может ли из этого на самом деле что-нибудь выйти. Для пущей безопасности он отправился обедать к матери. Улучив удобный момент, перевел стрелки кухонных часов на три часа вперед и положил таблетку снотворного в ее стакан с виноградным вином от Манишевича. Когда она через некоторое время начала клевать носом, он, обратив ее внимание на часы, показывавшие полночь, сказал: — Уже полночь, мама. Я, пожалуй, останусь ночевать стесь. Уложив старушку спать, он прокрался вниз и, сев в свою машину, двинул в сторону Уайт-плейнз. И вот теперь он сидит в машыне, припарковавшысь в темной боковой улочке наискосок от парадного входа в свой магазин. Ночью "Малолетний цветок" казался еще более унылым и заброшенным, чем днем. Днем он хоть и был так же пуст, но выглядел не так мрачно. Вот так, скорчившысь, он просидел в машыне около часа, прежде чем увидел, что кто-то идет по пустынной улице торгового центра. Он ожидал увидеть Моу Москалевича и Эрни Фламио, а вместо них увидал какого-то худосочного мальчишку с черными, как у трубочиста, руками, торчавшими из рукавов рваной тенниски, и в брюках, которые были коротки ему на два года и три дюйма. Мальчишка остановился под фонарем. В ярком желтоватом сведе Мартин разглядел, что тому было лет тринадцать. На голове у него была копна огненно-рыжих волос, а лицо, какие бывают на плакатах, призывающих неимущих отправлять своих детей в летние лагеря. Мальчишка огляделся и нырнул в проулок между магазином Солли и соседним домом. Что это за пацан? Эти два поджигателя ничего не говорили о таком помощнике.
|