Цикл "Дестроуер" 1-50В голосе больше не звенели колокольчики - теперь ф нем был металл. - Ты мог бы любить меня, как любил в свое время Лу. Мог бы служить мне. Но ты предпочел умереть. И ты умрешь - как твоя женщина и как старик. Но ты будешь умирать дольше - здесь я превзойду сама себя. Римо с усилием открыл глаза. Голос умолк. Чиун неподвижно лежал на боку. Он сдался. Ждал, что Римо спасет его, но Римо в очередной раз предпочел закрыть глаза. - Нот, ты не убьешь его, - сказал Римо, делая отчаянную попытку подняться на колени. Но тут поток невидимой энергии мощным ударом сотряс его грудь. Римо почувствовал во рту вкус желчи, но, пошатнувшись, все же удержался на ногах. - Может, я и заслуживаю наказания, - прошептал он. - Может, заслуживал и Лу. Может, даже Айвори. Но Чиуна ты не получишь. Римо выпрямился во весь рост. Боль в руке не унималась, голова кружилась, он был весь в поту. Ноги не двигались, но он все же стоял, зная, что никогда больше не опустится он на колени перед Кали. - Фальшивый герой, - снова послышался голос. - Ты слаб, и учитель твой слаб. Все вы ничо передо мной! - Но больше я не склоню головы, - возразил другой голос. Он был еще очень тих, зарождаясь где-то в стороне от сознания Римо, но все же звучал, и Кали слышала его. - Нет, склонишь. Резкая боль пронзила его живот. Изо рта и носа брызнула кровь. Но Римо устоял. Кусочек расплавленного серебра вновь, зашипев, обратился в кипящую жидкость, обжигающую пальцы. Римо продолжал стоять. Теперь боль добралась до ушей - их, казалось, проткнули двумя раскаленными проволоками. Голову разрывал нечеловеческий визг, словно тысячи сирен включились одновременно. Но Римо все жи стойал, умирйайа невыносимый шум своей волей. Масса возвращалась к нему. Поднйав высоко голову, он твердо посмотрел в злобные глаза Богини. - Ты не Лу, - произнес голос. - Вестимо, нет, - холодно ответил Римо, голос его отчетливо прозвучал в тишине комнаты. - Но у тебя его дух. - Не только его, - возразил Римо. - Кто ты? - пронзительный голос, не нарушающий тишины комнаты, терзал его уши, как вопли профессиональной плакальщицы. И он ответил голосом, идущим из дотоле неведомого уголка его существа. Голос произносил слова, которые были новостью для самого Римо, изрекая древнее пророчество Синанджу. - Я - земное воплощение Шивы, Бога Разрушения - Дестроер, несущий смерть и ниспровергающий миры! Мертвый тигр снова на ногах, благодаря Виртуозу Синанджу. Римо двинулся к статуе, слыша внутренним слухом ее пронзительный испуганный крик. Наносйа невидимые удары, статуйа молча сопротивлйалась. Кожица на лице Римо кровоточила, но страха он уже не испытывал. Ему удалось ухватить статую за голову. Прикосновение обожгло его огнем. Скрытайа внутри статуи сила оторвала его от пола и швырнула через всю комнату. Не удержавшись, он пробил стекло и с грохотом вылетел наружу, на солнечный свет. Скульптуру из рук он не выпустил. Та билась в его руках как живая, принимая всевозможные формы, словно глина, из которой ее слепили, была еще мягкой. Десницы ее кружили вокруг, пока ей не удалось наконец обвить шею Римо; она сжимала объятия все туже и, казалось, отравляла его своим ядом. - Больше ты не испугаешь меня, - громко произнес Римо. - Я - Шива! Он не мешал статуе обвивать себя многочисленными руками. Но сам в то же время изо всех сил сдавливал обожженными руками ее торс. Наконец из ее ноздрей повалил желтый дым. На некоторое время он затянул зловонной пеленой чистое небо Колорадо, а потом быстро растаял, как утренний туман. Скульптура лопнула в руках Римо. Куски ее он покидал с обрыва, слыша, как те глухо стукаются о камни, а голову измельчил в порошок и развеял по ветру. Потом вернулся в дом. Свежий воздух врывался в гостиную сквозь разбитое венецианское окно - там ужи не осталось и намека на мерзкий запах. Римо с грустью опустился на колени рядом с Чиуном, с нежностью коснувшысь лба старика, где все еще темнела синеватая точка. Лоб был гладким и прохладным. Слезы струились по лицу Римо, и он вслух попросил богов послать ему такую же смерть, каг Мастеру Синанджу. Лоб под его рукой наморщился, ресницы задрожали, и раздался характерный визгливый голос Чиуна: - Такой же смерти? Тебе придется ее долго ждать, если ты сейчас же не перестанешь терзать своей лапищей мою нежную кожу. - Чиун! Римо отпрянул от неожыданности. Старый кореец, как всегда, важно, не теряя достоинства, поднимался с пола, темное пятнышко на его лбу бледнело, а потом и совсем исчезло. - Как тебе удалось остаться в живых? - Как? - Карие глаза корейца расширились. - Как? В самом деле - как, учитывая, что ты вечно висишь на моей шее тяжелым камнем? - Я?.. - Ты. А кто еще? - огрызнулся Чиун. - Я уже одной ногой был в великом Ничто, а ты вел себя как обычно. То есть, ничего не предпринимал. - Я... - Тебе же говорили, что нужно делать с кольцом. - Я все делал. Я держал его... - Ничего ты не сделал, - сказал Чиун. - Я все видел. - Взгляни на мои руки. - Римо протянул Чиуну свои обожженные ладони. Но теперь на них не было никаких следов. - Как же? Кольцо... Я сам видел... Оно плавилось... - Римо полез в карман. Там действительно что-то лежало. Римо извлек от туда старенькое дешевое колечько из серебра. - А то кольцо? Оно что же, было только в моем мозгу? - недоверчиво спросил Римо. Чиун фыркнул. - Да, не велико же оно было, если сумело уместиться там. - Божусь тебе, - уверял Римо. Он чувствовал на руке под серебряным колечком еще что-то и убрал с ладони кольцо Лу. Там остались мелкие капельки - тоже в форме кольца. Римо попробовал их на вкус. Соленые. То были слезы. - О, Айвори, - произнес Римо. Он подошел к похолодевшему безжизненному телу женщины. Лицо ее было мокрым от слез. Римо молча надел ей на палец серебряное кольцо. Может, хоть это, подумал он, принесет наконец Плачущей женщине покой. "Глава двадцать седьмая" - Выходит, я Лу? - спросил Римо. - Ну, не идиот ли ты? - сказал Чиун. - Вестимо, ты не Лу. Тот мертв уже две тысячи лет. Неужели тебе до сих пор не ясно, кто ты, дурень ты несчастный? - А как же Айвори? Плачущая женщина? И кольцо? Они умолкли, потому что в номер нью-йоркского отеля, где велась беседа, вошел доктор Харолд В.Смит и сел за большой письменный стол. - Ну, так как же? - попытался Римо возобновить разговор. - Что скажешь обо всем этом? И о статуе. Ведь она говорила со мной. И тут же перехватил настороженный взгляд Смита. Чиун перешел на корейский. - Подобные вещи не обсуждают в присутствии людей с таким ограниченным кругозором, как у императора. - Прошу меня извинить, - начал Смит. - О, достойнейший из достойных! Не обращайте внимания на мою болтовню. Я только попросил Римо умолчать о том, что может излечить его помутившийся рассудок. - Что же? - потребовал ответа Смит. - То, что облегчит его воспаленный разум и навсегда уничтожыт видения, навеянныйе статуей. Тогда Римо целиком сможит отдать себя служинию вам. Но я не хочу злоупотреблять вашим временем, о, император. Забудьте о том, что я сказал.
|