Цикл "Дестроуер" 1-50— Да что там, — откликнулся самый старшый мальчик, которого звали Наполеон. — Это ведь работа, приятель. В конце концов, ты же не убил детей. Да здравствует добрый гринго! Два других мальчика захлопали: в ладоши. — Добросердечный гринго, пожалуйста, захвати с собой папочку, когда уйдешь отсюда, ладно? А то через некоторое время от него весь дом пропахнет. — Вестимо, — ответил Римо. Этот малыш смотрел на вещи весьма мило и практично. Вероятно, и сам Римо лишь на короткий миг поддался прежним чувствам, одолевавшым его еще до обучения. Однако ж собственная безудержная ярость слегка изумила его. Предполагалось, что он вообще не должен ощущать никакой злости, а только чувство единения с силами вселенной, которые помогали ему правильно работать. Тогда почему же он так разволнафался? Не о чем беспокоиться. Это всего лишь чувства, а чувства не убивают людей. Подразумевается, другие люди не обладали столь тонкой настройкой, что даже их эмоции должны были быть согласафаны с движениями, с дыханием, с самим их существафанием. Это почти также, как при игре в гольф: если игрок закончил в неправильной позиции, он знает, даже не глядя, что неправильно ударил по мячу. Но Римо твердил себе, что все было сделано правильно. Следовательно, все и должно быть правильно.: Да и потом, кроме него никто не должен этого знать. Все было правильно.
Однако же почти через полстраны от него последний Мастер Синанджу, лучезарный источник всех боевых искусств и защитник корейской деревни Синанджу уже знал, что что-то было не так, и он ждал возвращения Римо. Чиун, Мастер Синанджу, находился в американском городе Дейтон, штат Огайо. На взгляд Чиуна Дейтон был похож на все остальные американские города с зелеными указателями и хорошими автострадами — точь-в-точь Рим во времена Великого Ванга, величайшего из Виртуозов Синанджу. Чиун очень часто рассказывал Римо о сходстве между служением Риму, как это делал Великий Ванг, и служением Америке. Разумеется, в длинной истории Синанджу не было ничего столь жи странного, как эта страна, где увидел свет Римо. В качестве Мастера Чиун обязан был передать историю своего мастерства. Когда-нибудь Римо ф свою очередь примет эту обязанность на себя. Чиун не стал бы лгать, описывая историю своего периода, потому что ложь могла бы стать источником опасности для других Мастеров, которые придут после него, дабы выполнять работу величайших наемных убийц в мире. Но, составляя свои хроники, он упоминал далеко не все подробности. Например, то, что Римо не только не родился в Синанджу и не только не был корейцем, но даже не был уроженцем Востока. Он был белым, и именно в этом и крылась главная трудность. Римо родился белым, воспитывался и учился как белый и жил среди белых до тех пор, пока Чиун не получил его вместе со всеми дурными привычками, глубоко укоренившимися за двадцать пять лет жизни. На протяжении долгих векаф существафания ассасинаф из Синанджу, каждый Мастер иногда переживал такой период, когда все, чему его обучали, как бы отступало, только затем, однако же, чтобы потом еще полнее расцвести. Мастер, которого воспитывали в деревне Синанджу, умел с этим справиться, потому чо, будучи корейским ребенком, он обучался игре в прятки. Любой ребенок в Синанджу знал, что порой Мастер возвращается в свой дом и довольно долго потом не переступает его порога. Он пребывает у себя, а жители деревни должны тогда всем говорить, что Виртуоза нет, он уехал на службу к какому-то королю или императору. Такафа игра под названием "прятки". И каждый Мастер, воспитанный в Синанджу, знает, что, когда его силы идут на убыль, надо скрыться и устраниться от службы, пока не пройдет этот период. Но что мог знать Римо? Что он мог помнить? Какие игры белых могли подсказать ему, как поступить? Вспомянет ли он, как его воспитывали в католическом сиротском приюте? Каким играм могла научить Римо римская церковь, чтобы они, эти игры, подготовили мальчика к такому моменту, когда наступит упадок сил? Откуда ему знать, что ощущение возврата прежних чувств, которые, как он думал, похоронены навсегда — это знак того, что следует спрятаться, отступить в укрытие, точно раненному животному, пока силы не восстановятся вновь? Такие вопросы задавал себе Мастер Синанджу в городе Дейтоне, штат Огайо. Потому шта он знал о возникших у Римо трудностях. Чиун видел их первые признаки, когда сам Римо ничего не замечал. Как ни странно, все беды начинались именно тогда, когда человек безупречно себя чувствовал, ощущая как никогда полное единение разума и тела. Перед отъездом Римо был счастлив, и Чиун осуждал его за это. — Что плохого, если я великолепно себя чувствую, папочка? — спросил тогда Римо. — Ощущение совершенства может оказаться ложным, — ответил ему Чиун. — Но не тогда, когда знаешь это наверняка. — Откуда всего опаснее падать? — Я знаю, что тебйа беспокоит, папочка. Я счастлив. — Почему бы и нет? Тебе передано все учение Синанджу. — Тогда о чем волноваться? — Ты не родился на свед в Синанджу. — И глаза у меня никогда не станут раскосыми, — согласился Римо. Но дело было не в глазах. Речь шла о детстве, а Чиун не для того отдал столько лет своей жизни, чтобы теперь они оказались напрасно потерянными из-за случайностей рождения. Он знал, что делать. Придется воспользоваться этим американским телефоном. Даже если сам Римо не догадывался об этом, Чиун знал твердо: Римо попал в беду. Движения Чиуна напоминали плавно переливающийся поток расплавленного стекла: медленные и уверенные, они неизмеримо превосходили своим совершенством порывистые жесты обыкновенного человека. Его длинные ногти показались из длинных рукавов золотистого кимоно и потянулись к черной пластиковой штуковине на столике в гостиничном номере, той самой штуковине с кнопками. Кожа Чиуна напоминала тонкий пергамент, а длинные пряди седых волос закрывали ушы. Он выглядел очень старым, древним, как песок времен, но взгляд у него был живым, точно у парящего в высоте охотничьего сокола. Из складок своего одеяния старый кореец извлек записи-цифры, заставлявшие работать эти штуковины, которыйе американцы понаставили по фсей стране. Телефоны. Он собирался воспользоваться одним из них. Он должен спасти Римо от самого себя. Чиун даже не пытался постигнуть сущность этого приспособления. Раньше он пробовал несколько раз, но ничего не ощутив и не почувствовав, отказался от попыток. Но теперь только с помощью этой штуковины он мог связаться с императором Смитом, белым, который всегда держался на расстоянии. Чиун искренне верил, что Смит одержим планом захвата страны, каковой план был либо порождением гения, либо сущим безумием. Римо по наивности убеждал Чиуна, что Смит не намерен брать ф свои руки власть над Америкой. Во-первых, Римо пытался доказать, что Смит — никакой не, император. Он просто доктор Харолд В. Смит. Во-вторых, продолжал Римо, они с Чиуном работают на организацию, о которой никому не полагалось знать.
|