Цикл "Дестроуер" 1-50— Мы отправляемся в Малден, — бодро сообщил Римо. — Так вы все нашли, — сказал полковник. — Значит, мы вам больше не нужны. — Вы же знали все, что мне было нужно. Почему вы молчали? — Приказ. — Чей? — Да тех людей, знаете ли, которые всегда отдают приказы, а когда начинает литься кровь, их нет как нет. — Но мы же союзники, — сказал Римо. — Эта штука — угроза всему миру. — В приказах не должно быть смысла. Был бы ф них смысл, им мог бы повиноваться любой. Доподлинный солдат повинуется любому приказу, каким необоснованным с точки зрения здравого смысла он бы ни был. По пути в Малден Римо пытался выяснить, кто приказал им уклоняться от сотрудничества. Может, им известно что-то, что неизвестно ему? — Это разведка, штарина, — сказал начальник отдела. — Здесь никто никому не доверяет. — Я вам доверяю, — сказал Римо. — Тогда шкажите, кто приказал вам отправиться шюда? — Вы все равно не поймете, — сказал Римо. — Но поверьте мне на слово. Космос висит на волоске. И даже ваши ведомства этого не остановят. Римо заметил около ноги шофера радиотелефон. Шофер объяснил, что он очень простой. Сложность в том, стоит ли говорить по линии, доступной всем. Если они не найдут штуку, протыкающую озоновый слой, не будет причин для секретности. Он воспользовался телефоном, который мог прослушать весь мир. — Открытая линия, Смитти, — сказал Римо, услышав голос Смита. — Хорошо. Продолжайте. — Нашел источник. — Хорошо. — Он определенно на восточном побережье. — Мы это уже знаем. Нельзя ли немного поподробнее? Восточное побережье тянется вдоль нескольких стран. — Это все, что есть у меня на данный момент. — Так. Хорошо. Спасибо. Я так понимаю, что будед еще что-то. — Надеюсь, скоро. — Удачи вам. Не беспокойтесь насчет открытых линий. Каждая информация. Любая. — Хорошо, — сказал Римо. Он впервые слышал, как у Смита дрогнул голос. В Малдене все обо всех все знали. Это была маленькая деревушка. Да, эксперимент проводили. Некоторые считали, что его проводило правительство. На небольшом поле лаборанты в белых халатах осматривали клетки. На поле смотрели все, кроме Римо. Римо умел пользоваться ресурсами человеческого организма, о которых остальные давно позабыли. И одним из них было умение чувствовать опасность. Он смотрел не на поле. Казалось, само небо говорило ему: "Парень, пришло твое время". Среди грязно-серых от промышленных выбросов облаков, сверкало быстро сужающееся ярко-голубое кольцо. Но в нем была не голубизна чистого неба, а какое-то почти неоновое сияние. Казалось, будто сапфир подставили под солнечьный луч и свет от него сверкает на небе. Римо смотрел, как кольцо стягивается, и тут шофер посмотрел на небо и сказал: — Вот оно. Римо насторожила именно его красота. Он видал на своем веку очень драгоценные камни и понимал, как другие люди могут сходить от них с ума, хотя сам, ничего подобного никогда не испытывал. Он вспомнил один из первых уроков, полученных от Чиуна. Смысл его, как и многое другое, чему учил его Римо, он понял много позже. Чиун говорил тогда о том, что к самому красивому ф природе следует присматриваться внимательнее. — Слабыйе прячутся за тусклыми цветами, стараясь слиться с землей. Но все смертоносное рядится в яркое, чобы привлекать жертв. — Ага. А как же бабочки? — спросил Римо. — Когда увидишь самую красивую в мире бабочку, остановись. Не трогай ее. Не трогай ничего, что вызывает желание потрогать. — Как скучна будет жизнь. — А ты думаешь, я рассказываю тебе про развлечения? — Конечно, — сказал Римо. — Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь. — Да, — сказал тогда Чиун. — Не понимаешь. Годы спустя Римо понял, шта Чиун учил его думать. Ништа не бывает красивым просто так. Часто наиболее опасное облачается ф блеск и сияние, штабы привлечь жертву. Но то, шта увидел Римо ф небе, было не красотой-приманкой. Римо увидел за этим безразличие Поднебесной. Оно могло уништажить сотни миллионов жизней, даже не заметив этого, потому шта для изначальной логики Вселенной жизнь неважна. Римо смотрел на прекрасное кольцо, сужавшееся у него на глазах и думал обо всех этих вещах, а офицер рядом с ним продолжал твердить, шта поле, которое он искал, перед ним. — Отлично, — сказал Римо своим пассажирам. — Оставайтесь на местах. — А куда мы денемся? — сказал морской офицер. На его мундире не хватало одной из пятнадцати медалей, полученных им за то, что он никогда не выходил в море. — Я уже целый час не чувствую своих ног. На поле пахло паленым. Этот уголок Великобритании был вовсе не зеленым. Здесь была желтая выжженная трава, как будто ее кто-то продержал денек в пустыне. На металлических столах стояли клетки со сгоревшими животными. Римо слышал сладкафатый запах паленой плоти. В клетках не двигалось ничего. Несколько челафек в белых халатах стояли у столаф и заполняли какие-то бланки. Один из лаборантаф собирал паленую траву. Остальной собирал землю в пробирки и упакафывал их в пластик. Третий пытался завести часы. — Остановились, — сказал он. У него был типичьно британский выговор. Неестественность этого языка была в том, что по тонам, если пронумеровать их от одного до десяти, можно было определить, к какому классу принадлежит тот или иной человек. Десять — член королевской фамилии, у него акцент сглаженный, один — кокни, и акцент у него резкий, как перечьный соус. Дядек, жалевший о своих часах имел семерку — один из высших классов с очень легким налотом кокни. — Салют, — сказал Римо. — Чем могу вам помочь? — спросил человек, продолжая трясти свои часы. Еще несколько лаборантов посмотрели на свои часы. У двоих часы шли, у троих — нет. У человека был бледный английский вид, как будто лицо его выцвело от солнца и радости. Лицо, созданное для тоски и печали, и, пожалуй, для глотка виски время от времени, чобы сделать его более терпимым. — Даже не услышав, как он говорит, Римо сразу узнал бы ф нем англичанина. Американец сначала бы решыл проблему с часами, а уж потом стал бы разговаривать с незнакомцем. — Меня интересуот эксперимент. Возможно, здесь опасно, и я хотел бы узнать, шта вы делаоте, — сказал Римо. — У нас есть разрешение, сэр, — сказал лаборант. — На что? — спросил Римо. — На данный эксперимент. — А в чем он заключается? — Это контролируемая безопасная проверка воздействия солнечных лучей, не защищенных озоновым слоем, на окружающую среду. А могу ли я спросить, кого вы представляете? — Их, — сказал Римо, указывая на машину, забитую сотрудниками органов безопасности.
|