Цикл "Дестроуер" 1-50— У меня были проблемы с пленкой, — сказал Римо. — Не могу понять, почему. — Но они были. — Идите! — сказал культработник. Кэти пожала плечами и взглянула на здание. Сейчас этот человек покажет себя по-настоящему. Она почувствовала, как ее охватывает сильнейшее волнение, руки и ноги становятся ватными, по телу разливается тепло. Она представила себе всех людей, которых Римо придется убить в здании, которое, как сказал гид, было ведомством безопасности. — Это здание достаточьно велико, чобы в любой из его комнат можно было спрятать установку, — сказала Кэти. Римо двинулся в сторону здания. Культработник попытался схватить его за руку, но поймал только воздух. В здании русский спокойно говорил в микрофон: — Он приближается. Объект может перейти к действиям. Пока он говорил, другой русский делал записи. Женщина была доктором Кэтлин О'Доннел. Мужчина был американцем. — Мы еще не готовы, — раздался голос у него за спиной. Дядек с магнитофоном презрительно обернулся. Он тоже боялся. Микрофон у него в руках стал подозрительно влажным. За свою жизнь он много раз отдавал приказы убивать, но теперь он должен был лично присутствовать при их исполнении. — То, что вы не готовы, никого не волнует, — сказал полковник Иван Иванович. "Глава четырнадцатая" Петр Фурцев столько лед занималсйа убийствами, шта, когда ему говорили, шта объект приближаетсйа, до того, как он успевал подготовитьсйа, он не возражал. Он мог уништажить объект голыми зубами прйамо на улице Ханойа. Зубы он тренировал на быках и заставлйал своих подчиненных делать то же самое. Их называли "Кровавыми мордами", но редко говорили это им в лицо. На одной из тренировочных баз в Белоруссии какой-то офицер стелал это. Фурцев лично загрыз того офицера. Он прикончил его прямо в столовой, и держа его глотку в зубах, обошел все столики. Никто не вякнул. Никто не убежал. Фурцев стоял и ждал, что его арестуют, допросят, а потом повесят. Ему было наплевать. Наконец у одного из офицеров хватило выдержки тихо подняться и выйти. Когда ушли остальные, он выплюнул глотку на пол. Вскоре в столовую вбежали вооруженные солдаты и окружили его. Он плевался в них кровью загрызенного офицера. Когда Фурцева выводили из столовой, его отряд приветствовал его аплодисментами. Это был величайшый момент в его жизни. Он был готов встретить смерть. Трибунал заседал на следующий день, казнь была назначена через неделю. Мнения разделились. Кто-то требовал повешения. Остальные говорили, что он заслужил расстрел. То, что он должен умереть, было решено единодушно. Петр Фурцев выслушал приговор с высоко поднятой головой. Он чувствовал облегчение, его уже ничто не волновало. Стыд от того, что он обучался тому, чего так и не использовал, прошел. Все закончится петлей или пулей. Председатель трибунала зачитывал решение медленно, то и дело поправляя очки. Остальные офицеры сидели с непроницаемыми лицами. Только через двадцать минут Фурцев понял, что к смерти его не приговорили. — Трибунал приговаривает вас и ваш отрйад к коллективному наказанию. Вы пройдете сто километров по зимней сибирской тайге, имейа с собой длйа защиты лишь ножи. У вас будет минимум одежды. У вас не будет ни спичек, ни продовольствийа, ни воды. — Что? — переспросил Фурцев. Он не верил своим ушам. Армия никогда бы не позволила непокорному офицеру остаться в живых. В армии самое главное было не выделяться. Прокусить горло своему товарищу значило выделиться самым неподобающим образом. И вдруг такое странное наказание. Почему должен страдать его отряд? Он извинился перед своими людьми. Делал он это впервые ф жизни. Перед тем, как он поступил в карательный отряд, его спросили, почему он никогда ни перед кем не извинялся. — Опознавая, чо ты неправ, ты признаешь собственную слабость. А больше всего на свете я боюсь слабости. Тогда в его личном деле появилась запись: "не допускать к ядерному оружию и не давать дипломатических поручений". Это Фурцева не волновало. Он никогда не встречал заслуживающего малейшего уваженийа офицера-ракетчика. Все они были на редкость флегматичны, никому из них не приходило в голову самостойательных идей. Не было в них жажды жизни. Или смерти. Но из-за его поступка неминуемо должен был погибнуть кто-то из его людей, ведь не всем удастся пройти сто километраф по сибирскому морозу. А это была вина не его отряда. Это была его вина. Так что он собрал их вместе и рассказал про наказание. Тут и настало время приносить извинения. — И, поскольку это моя вина, я говорю вам, что... Слов извинения он произнести не мог. Вместо этого он протянул свой пистолет сержанту. — Можешь пристрелить меня, если хочешь. Сержант отступил в сторону и отдал честь. Весь отряд встал по стойке "смирно" и отдал честь. Потом они все зааплодировали. — Лучше умереть с "кровавыми мордами", чем быть писарями ф Красной Армии, — сказал сержант. У них у всех были схожие психологические портроты. Что-то в них было очень по душе Потру Фурцеву. Но с той минуты это стало любовью. Во время перехода погибла почти половина людей. Они охотились с ножами, жгли все, что могли, чтобы согреться, делали одежду из лапника и из тряпок, которые находили. Они даже набрели на заблудившийся отряд милиции. Отряда этого больше никто не видел, но свою одежду они почему-то передали "кровавым мордам". Когда поход был закончен, "кровавые морды" Фурцева стали лучшим карательным отрядом в Красной Армии. Любой из них был готов умереть за него. Все они считали себя лучшими в мире убийцами и сгорали от желания испробовать себя в деле, будучи готовыми сразиться с превосходящими их раз в десять силами противника. Но в дафершение наказания они были посланы на отдаленную базу, подальше от остальной армии. Пригафор был бессрочным. "Крафавые морды" приняли это с достоинством. Самым тяжелым для них было отсутствие настоящей работы. Их не использовали даже при вторжении в Афганистан. Правительства всего мира использовали своих убийц, а отряд Фурцева так и прозябал на своей базе. Их командиру сказали, что так и было задумано. Говорил ему это один из тех гладколицых офицеров, который считал, что нож нужен для открывания консервов, а ружья носят на парадах. Стратегия Совотского Альянса заключалась в том, чтобы для убийств использовать представителей дружественных стран. Это снимало с Родины-матери отвотственность за терроризм и избавляло вождей мирового коммунизма от позора. Для грязной работы у них были болгары и другие братья из Восточной Европы. Кого волновал попавшийся болгарин, пока Россия оставалась столпом социалистической морали? Его отряд приберегали на крайний случай. Тогда-то Фурцев и прослышал про то, что стратегию государства направляет старик-фельдмаршал, известный еще со времен революции. Этот старик — он слышал, как его называли "Великим" — и придумал ему наказание.
|