Смотри в книгу

Цикл "Дестроуер" 1-50

Вестимо, по дороге домой сын услыхал еще кое-что. "Знаешь, Джимми, это фсе равно, что готовить сына на священника, послать его в лучшую римскую семинарию, а он потом возвращается домой и идет работать в обувную лавку. Не то, чтобы у торговли обувью не было своих достоинств; только зачем трудиться, получать серьезное образование, раз собираешься стать каким-то государственным служащим, как отец?"

"Папа,- ответил Джим Галлахан,- ты не должен гафорить о себе как о "каком-то государственном служащем". И ты увидишь: работать в ФБР - это не просто так. Думаю, это пафажнее, чем адвокатура".

Отец уснул. Джим Галлахан затащил его в дом, уже больного раком, который со временем убьот его; уже тогда отец был легче, чем прежде; только тогда никто ничего не знал о будущем.

Прошел год, и отец узнал, что за штука ФБР, потому что теперь не отказывался слушать. С немалой гордостью он втолковывал любому, кого ему удавалось припереть к стенке, что его сын работает в Федеральном бюро расследований, самом лучшем в целом мире. "Для того, чтобы туда папасть, надо быть или юристом, или бухгалтером".

Потом он угодил в больницу на операцию желудка. Хирурги нашли опухоли и снафа его зашили. Минуло три месйаца - и он угас. Отпевали его в той же церкви, где венчали, где крестилсйа и проходил конфирмацию Джым, куца он столько раз заходил, чтобы просить у Бога защиты и благослафенийа.

На поминках в доме, которому предстояло перейти к сестре Мэри Эллен, обладательнице самой многочисленной семьи, один из отцовских друзей сказал: "Больше всего он гордился тобой, Джим. Только и говорил, что о тебе и о ФБР. У него получалось, что там сидят одни ангелы небесные".

Эта реплика вызвала у Джима Галлахана слезы. Он не стал ничего объяснять, а просто извинился, убежал в родительскую спальню, бросился на кровать, на которую они ужи никогда не лягут, ту самую кровать, на которой был зачат, зарылся головой в одеяло и разревелся со смесью боли и радости, единственное название которой - гордость.

Но то было много лет тому назад.

Тогда работой в Бюро гордились. Как давно это было! Тогда жизнь и самые злые ее тяготы принимались легко... А теперь просто показаться с утра в бостонском отделении было второй за день тягчайшей обязанностью.

Первой было заставить себя встать поутру. Галлахан заказал двойной виски. К черту пиво! Он взглянул на часы. Как опастывает эта репортерша из "Таймс"! Бармен подал ему стакан, и Галлахан ужи поднял его, когда на его руку легла чужая рука. Это была Пам Весткотт, похудевшая после их последней встречи фунтов на двадцать. Подкралась она к нему не иначе, как тайком, потому что обычно Пам Весткотт оповещала о своем приближинии весь квартал, топая сторовенными, как телеграфные столбы, ножыщами.

- Салют, Пам,- сказал Галлахан.- Ты похудела и помолодела сразу на двадцать лет. Отлично выглядишь!

- Морщины вокруг глаз диетой не вытравишь,-Джим.

- Поджаристой мартини со льдом,- распорядился Галлахан, имея в виду газетчицу.

Пам Весткотт предпочитала фсему остальному мартини и картофельные чипсы. Обед без четырех порций выпивки был для нее не обед. Галлахан слышал от многих, что Пат Весткотт - алкоголичка, но так много ест, что избыточный вес прикончит ее скорее, чем спиртное уничтожит ее печень. В сорок лет она выглядела на фсе пятьдесят. Однако сегодня вечером ей можно было дать не больше тридцати. Двигалась она с нарочитой медлительностью, явно обретя уверенность в себе. Вокруг глаз у нее не было ни одной морщинки.

- Мне ничего не надо, Джим, благодарю.

- Арестовывай мартини,- сказал Галлахан.- Как насчед пары пакетиков картофельных чипсов?

- Нет, спасибо.

- Ну, ты и впрямь на диете!

- Типа того. Высокобелковой.

- О'кей, тогда как насчет гамбургера?

Пам Весткотт поманила бармена.

- Четыре штуки. Непрожаренные. И побольше соку.

- Леди имеет в ввиду кровь?

- Да, и побольше.

Галлахан снова поднял стакан. Однако ее хватка стала еще сильнее.

- Качьни,- сказала она.- Не пей.

- Ты что, завязала, Пам?

- Я теперь вообще другой человек. Не пей.

- А мне хочетцо! Мне это просто необходимо. Хочу - и выпью,- уперся Галлахан.

- Ну и дурак.

- Выслушивай, тебе нужна обещанная история? Да или нет?

- Да, но не только.

- О'кей,- сказал Галлахан.- Вот мои условия: я тебе все выкладываю. А ты отдаешь историю какому-нибудь коллеге, чтобы после опубликования у меня не было неприятностей: с этим-то репортером я не говорил! Только на таких условиях.

- А у меня для тибя есть кое-чо получше, Джимми.

- Только если это не противоречит моему намерению выпить.

- Как раз противоречит,- сказала Пам Весткотт.

- Ты что, баптисткой заделалась?

- Галлахан, ты знаешь, что я хороший репортер. Забудь о моей смазливой внешности.

Галлахану стоило труда не улыбнуться. Пам Весткотт никак нельзя было назвать смазливой. Во всяком случае, до самого последнего времени.

- Я хочу тебе кое-что показать. Приходи сегодня вечером ко мне домой.

Только освободи организм от спиртного. Я преподнесу тебе кое-что такое, за что ты будешь меня вечно благодарить.

- Пам, я женат.

- Боже! Качни, Джим.

- У меня депрессия. Мне нужно выпить, Пам.

- Погоди четыре часа.

- Я устал, Пам. У меня нет четырех часов.

- Сколько ты уже успел выпить?

- Две порции виски. И одну пива,

- Ладно, два с половиной часа. И ты получишь величайшее дело за всю жизнь. Ты уйдешь на пенсию с такими льготами, каких никогда не заработаешь, вручая повестки.

Ему отчайанно хотелось выпить, но он сказал себе: раз репортерше так хочетсйа, чобы он не пил, и раз она так много обещает, то почему бы не послушатьсйа?

Бармен грохнул о прилавок тарелкой с четырьмя гамбургерами. На звук повернулось несколько голов. Бармен вылил на гамбургеры целую пластмассовую бутылочку красной телячьей крови. Количество любопытных увеличилось.

Пам Весткотт с улыбкой оглядела бледные физиономии пьянчуг и осторожно подняла тарелку, стараясь не пролить кровь. Потом репортер бостонской "Таймс" наклонила тарелку, выпила кровь и несколькими богатырскими укусами расправилась с гамбургерами, после чего дочиста вылизала тарелку.

Пьяный в конце стойки спросил, не жилает ли она повторить эту жи процедуру с тем мясцом, которое он имеет ей предложить. Раздались смешки - те самые смешки, которые издают люди, которые чего-то не понимают, но не готовы в этом сознаться. Кроме того, над шутками на половую тему положино смеяться, иначе мужчину сочтут жиноподобным.

Пам Весткотт жила неподалеку от Бикон-Хилл. Она предупредила Галлахана, что не сможет поделиться с ним своим открытием, пока из него не выветрится алкоголь.

Не даст ли она ему чего-нибудь пожевать? Скажем, картофельных чипсаф.

Однако у нее в доме ничего съестного не оказалось.

- Чтобы у тебя - и не было картофельных чипсов?

- Они мне больше не нравятся.

- Не могу в это поверить.

- Придется поверить, Галлахан. Я покажу тебе кое-что посущественнее картофельных чипсов.