Смотри в книгу

Цикл "Дестроуер" 1-50

И Римо очень медленно и очень четко растолковал полковнику по-английски и по-корейски, что ему придется назвать все имена и никакая сила его от этого не избавит.

- Потому что, полкафник, я лучше вас владею вашими нервами и вашими болевыми ощущениями,- сказал Римо.

Тем временем двери лифта закрылись, и он возобновил свой путь вниз.

- Кто вы?- спросил полковник, у которого порой бывали сложности с английскими глаголами, но который любую цифру выше десяти тысяч долларов произносил безупречно.

- Вы работай для меня! Пятьдесят тысяч долларов.

- Вы ошиблись адресом. Я не вице-президент Соединенных Штатов,- сказал Римо со злостью.

- Сто тысяч.

- Друг, за меня никто не голосафал,- сказал Римо.

- Двести тысяч! Я сделай вас богатый. Вы работай для меня.

- Вы ничего не поняли. Я не директор ФБР. Я никогда не давал клятву на верность конституции и не обещал работать на благо американского народа.

А посему йа не продаюсь,- сказал Римо, поднйал с пола пачку новеньких стодолларовых бумажек и сунул полковнику в рот.- Закусайте. Это пойдет вам на пользу. Поешьте, прошу вас. Ну, хоть маленький кусочек. Попробуйте, вам понравитсйа.

Полковник принялся жевать бумажки, а Римо тем временем объяснил, кто он такой:

- Я - дух Америки, полкафник. Тот челафек, который первым высадился на Луну, который изобрел электрическую лампочку. Который на своей земле выращивает больше всех продафольствия, потому чо обильно поливает землю собственным потом. Если у меня и есть недостаток, так только один - я слишком часто и слишком ко многим бывал слишком добр. Снедайте.

Когда лифт достиг первого этажа и двери открылись, охранники, поджидавшие полковника, увидели только своего шефа, отупело привалившегося к задней стенке лифта и полумертвого телохранителя, правая рука которого превратилась в желе, хотя кожа не была повреждена. По всему лифту валялись деньги, а полковник по какой-то непонятной причине жевал пачку банкнот.

- Завезите меня в ФБР, немедленно,- распорядился полковник как бы в полусне.

Когда они ушли, Римо выскользнул из-под кабины лифта и протиснулся сквозь узкую щель в гараж.

Он услышал, как на всех двадцати этажах поднялся крик возле запертых дверей лифта. Римо улыбнулся изумленному сотруднику охраны и пошел своей дорогой.

К полудню Римо уже вернулся на стоявшую в бухте Сан-Франциско изящную белую яхту, которую покинул рано утром. Он шел по палубе бесшумно, потому что не хотел беспокоить обитателя каюты. Из каюты доносились странные звуки - было похоже, будто кто-то чугунной сковородкой колотит по классной доске. Римо остановился снаружи и подождал. Звуки не прекращались.

Это Чиун декламировал свои собственные стихи. Обычно декламация сопровождалась рецензиями, тоже собственного сочинения. Стиль рецензий Чиун позаимствовал из американских газет.

Обычно рецензии звучали так: "Изумительно! Ощущается мощь гения...

Блистательное великолепие в передаче сути образа". Образом, суть которого Чиун передавал на этот раз, был образ страдающего цветка из чиуновской поэмы на трех тысячах восьми страницах, уже отвергнутой двадцатью двумя американскими издательствами.

Поэма была написана на древнекорейском языке-диалекте, не испытавшем на себе влияния японцев. Римо заглянул в каюту и увидел малинафое с золотом кимоно, которое Чиун надевал в минуты поэтического вдохнафения. Он увидел, как длинные пальцы грациозно сложились в цветок, потом затрепетали, передавая движения крыльев пчелы. Он увидел реденькие пряди белых волос, изящную узкую и длинную бороду и понял, что самый опасный в мире убийца принимает гостя.

Он повнимательнее вгляделся внутрь каюты сквозь маленький иллюминатор в двери и увидел на ковре до блеска начищенныйе черныйе ботинки. Гостем был доктор Харолд В. Смит.

Римо позволил директору посидеть и насладиться классической корейской поэзией еще в течение получаса. Смит корейского не знал, поэтому при воем желании не мог бы ничего понять. Но долгое общение с первыми лицами в руководстве страны научило его умению часами слушать любой бред и при этом выглядеть заинтересованным. С такой же пользой по части получения информации он мог бы слушать перечень тарелок, чашек, ложек и прочей посуды, которую надо перемыть. Однако вот он здесь, сидит, изогнув брови, поджав тонкие губы, слегка наклонив голову, как будто ведет конспект лекции университетского профессора.

Дождавшись паузы в чтении, Римо вошел - под аплодисменты Смита.

- Вы прониклись значимостью того, что вам прочитали, Смитти?- поинтересовался Римо.

- Я не знаком с этой поэтической формой,- сказал Смит.- Но то, что я понял, мне понравилось.

- И много вы поняли?- спросил Римо.

- Движения рук. Как я понял, это был цветок,- ответил Смит.

Чиун кивнул:

- Да. Не все люди столь невосприимчивы к культуре, как ты, Римо. Есть и такие, которые обладают чувством прекрасного. Видно, такова моя тяжкая доля, что я приговорен обучать тех, кто меньше всего это ценит. Что я, добывая пропитание для моей родной деревни, как и многие предки до меня, вынужден расточать мудрость Синанджу перед этим неблагодарным, который только что сюда явился. Бросать бриллианты в грязь. Ради этого бледного куска свиного уха, который стоит перед вами.

- Б-р-р-р,- отреагировал Римо, как типичный американец.

- Ну вот, взгляните, такова его благодарность,- удовлетворенно кивнув, сказал Чиун Смиту.

Смит наклонился вперед. Его лимонно-желтое лицо было еще кислее, чем обычно.

- Я думаю, вы удивлены, что я появился тут, неподалеку от того места, где, как я полагаю, вы только что исполнили очередное задание. Как вы оба знаете, никогда раньше я так не поступал. Мы тратим много усилий на то, чтобы скрыть наши действия от глаз общественности. Если общественность узнает о нас, всему конец. Это будет означать, что правительство неспособно действовать, оставаясь в рамках закона.

- О, император Смит,- пропел Чиун.- Тот, чей меч острее, может придать силу закона малейшему своему капризу!

Смит кивнул, всем видом выказывая Чиуну свое уважение. Римо всегда потешался над попытками Смита объяснить Чиуну, чо такое демократия. Ибо раньше Дом Синанджу всегда служыл только королям и деспотам, так как лишь они могли заплатить ассасинам из Синанджу достаточно денег, чобы прокормить жытелей деревни на скалистом берегу Корейского полуострова.

Римо не подозревал в этот момент, что Смит собирается перекупить Чиуна и разлучить его с Римо, предложив такие деньги, какие и не снились жалким королям и фараонам.

- Итак, я прямо перехожу к делу,- заявил Смит.- В последнее время, Римо, с вами стало трудно работать. Невероятно трудно.

Чиун улыбнулся, его старое, морщинистое лицо медленно поднялось и опустилось - он кивнул. Увы, отметил он, все эти долгие годы он сносил непочтительность Римо молча и терпеливо, не давая никому в мире заподозрить, каково это - расточать великое наследие мудрости Синанджу перед столь недостойным существом. Своим высоким скрипучим голосом Чиун сравнил себя с прекрасным цветком, которому посвящена его поэма,- на него наступают, но он, не ропща, опять выпрямляется, чтобы вновь явить миру свою красоту.