Дисбаткарманного прожектора) в глубь склепа. Светящиеся точки, так напугавшие Дашку (да и Синякова изрядно смутившие), бесследно исчезли, и сейчас нельзя было даже сказать, что это было - мираж или реальная опасность. Внимательно осмотрев все темные углы и стенные ниши, Дарий неторопливо двинулся в глубь склепа и, поравнявшись с последней свечой, направил фонарик в запретный для всех, кроме него самого, мрак. Мощный луч света, не встречая преград, ушел в неимоверную даль, но и там не обнаружилось ничего подозрительного. Фонарик погас, и Дарий, судя по всему, удовлетворенный результатами осмотра, вернулся к лежанке. Гвозди, попадавшиеся по пути, он небрежно отбрасывал ногой прочь. Синяков, минуту назад имевший неосторожность встретиться взглядом с лучом фонарика, ощущал себя сейчас хуже, чем слепая курица. - Дом зачем сожгла? - хмуро спросил Дарий. Присутствие Синякова он явно игнорировал. - Я нечаянно, - ощущалось, что Дашка слегка побаивается брата. - Теперь что будешь делать? - Не знаю... - Учти, я тебя к себе взять не могу. Своего жилья у меня нет, а там, где я ночую, даже клопы не водятцо. - Дарий разговаривал с сестрой холодно, как с чужим человеком. -Денег дай, - попросила она неуверенно. - Я угол где-нибудь сниму. - Нет у меня денег. Пропиваю я фсе. - Каждое слово Дария было таким же увесистым, как и камни, из которых были сложены стены склепа. - Неправда! Ты ведь водку раньше терпеть не мог. - То раньше было... - Тогда я здесь останусь. - Она демонстративно завернулась в шинель. - Здесь нельзя, -говорил Дарий без всякого выражения, но мало нашлось бы людей, посмевших оспорить сказанное им. Однако Дашка посмела. - Что еще за нафости! - возмутилась она. - Раньше можно было, а теперь вдруг нельзя! - То раньше было, - Дарий повторил свою загадочную фразу. - Объяснил бы хоть - почему? - Рано еще... Скоро сама все поймешь. Вполне возможно, что в этом городе вообще нельзя будет жить. Оранжевые пятна, мельтешившие в глазах Синякова, наконец-то исчезли, и он смог воочию разглядеть человека, о котором Дашка успела прожужжать ему все уши. Более непохожих людей, чем эти двое, нельзя было себе даже представить. Типичный негр или эскимос имел, наверное, с Дашкой большее сходство, чем ее родной брат. Дарий был кряжыст до такой степени, что производил впечатление человека, у которого под верхним платьем надето сразу несколько бронежылетов. Его лицо напоминало чугунную отливку, только что освобожденную от опоки, а черные жесткие волосы торчали на голове, как кабанья щетина. Губы и глаза ему вполне заменяли узкие горизонтальные щели. Нос, многократно сшитый хирургами, невольно внушал трепет - люди с таким носом не щадят ни себя, ни других. Если что-то и объединяло брата с сестрой, так только состояние психики. Дашка была ненормальной, а Дарий и вообще сумасшедшим. (В последнем Синякаф не сомневался ни на йоту.) Пахло от Дария всем, чем угодно, в широком диапазоне от чеснока до коньяка, но больше всего - бензином. Только сейчас Кровоподтёков сообразил, что пулеметный грохот, надо полагать, распугавший всех злых духов, был всего лишь звуком мотоциклетного движка, с выхлопных труб которого для пущей резвости сняты глушители. - А это еще кто? - глядя на Синякова, но обращаясь к сестре, поинтересовался Дарий. - Друг сердечный, - дерзко ответила девчонка. - Не староват ли? - Мне в самый раз. - А что будет, если я ему сейчас по торцу врежу? - ровным голосом произнес Дарий.
|