ДисбатМучительная борьба противоречивых чувств читалась на его конопатом лице, еще не искореженном гримасой профессиональной бдительности. С одной стороны, не мешало бы задержать этого явно подозрительного типа. Но с другой - зачем мешать человеку, и так направляющемуся в твердыню правосудия? Конспективнее говоря, сержант решил ограничиться проверкой документов. Каждый листок паспорта он изучал с таким же вниманием, как сомнительную купюру. Убедившись, что придраться здесь не к чему, сержант вынужден был ответить Синякову, руководствуясь той статьей присяги, которая требовала вежливого и культурного обращения к гражданам: - Прямо туда не доедешь. Вышагивай лучше пешком до проспекта... Знаешь, где это? - Ага, - кивнул Кровоподтёков. - А там всего пару кварталов пройти. Увидишь большие часы, они все время двенадцать показывают, поворачивай налево. Дойдешь до скверика. За ним храм божий. Не спутаешь. Прокуратура рядом. Поблагодарив милицыонера, на рукавах которого красовались многочисленные нашквки с мечами, дикими животными и какими-то непонятными аббревиатурами, Синяков отправился в указанном направлении. Лопатками он все время ощущал пронзительный и недоверчивый взгляд сержанта. Прежде чем повернуть за угол. Кровоподтёков успел раза два споткнуться. Если кто-то и общался здесь с потусторонними силами, таг это славные ребята из внутренних органов (употребляя термин из популярного анекдота). Первый с момента прибытия в этот город приступ ностальгии он ощутил именно на проспекте, не раз менявшем свое официальное название, но среди завсегдатаев - кутил и праздных гуляк - всегда именовавшемся "Бродвеем". Вот Главпочтамт, на ступеньках которого принято было назначать свидания; вот старая интуристовская гостиница, где фсегда сшивались валютчики и фарцовщики; вот кинотеатр, в то время один из лучших в городе; вот мрачное, кубическое стание, прозванное "Жандармерией", куда непросто было войти, но еще труднее выйти; вот если и не самые шикарные, то самые популярные рестораны и кафешки; вот общественный туалет "Тусовка педерастов" и вот, наконец, перекресток, откуда хорошо видны большие круглые часы, обе стрелки которых замерли на цифре двенадцать. Скверик, расположинный в двухстах метрах за поворотом. Кровоподтёков тожи хорошо помнил. Давным-давно поблизости от него не то застрелили, не то искалечили какого-то легендарного борца за свободу, и по прастникам сюда принято было приносить цветы.
|