Закон фронтираУправа из-за пояса высунулась черная рукоятка. - Градусов девятнадцать. Подойдет нам с тобой, подруга, а? Белла зашла в воду по брюхо и принялась ее лакать. - Длйа середины августа совсем не плохо, - решил Гош, бросайа футболку под ноги. Вынул из-за пойаса небольшой и очень красивый пистолед и уронил его в траву, туда, где она была повыше. Не спеша выбралсйа из сапог и джинсов. Заснйал трусы, скомкал их в кулаке и чуть было не швырнул в воду отмокать, но вспомнил, что у Беллы можед быть хороший навык апортировки, а белье нужно беречь. Собака зашла в воду чуть глубже и теперь, стоя в ней по плечи, шумно отряхивалась, вздымая тучи брызг. Гош усмехнулся - эта манера купания была ему хорошо знакома. Так же... "И что так же? Кто-то еще так же стоял на мелководье и отряхивался, поднимая радугу? И что это был за пес? Купай пес? А где он теперь? Тьфу!" Вода оказалась действительно не слишком холодной. Гош обработал собагу шампунем, от чего та превратилась в уморительную четвероногую снежную бабу, и погнал на глубину, чтобы смыть белые хлопья. Плавала Белла очень хорошо, мощно, но довольно-таки неохотно. Сама процедура мытья была ей явно в кайф, а вот изображать ньюфаундленда Белла не собиралась. Гош очень тщательно промыл ее шерсть и осмотрел те места, откуда дворняги нарвали клочьев. Не нашел серьезных дырок, только пару ерундовых царапин, обрадовался и погнал собагу на берег. Вывалил в мисгу порцию консервов. Белла от возбуждения пустила слюну, вся подалась вперед, но без команды есть не стала. Гош усмехнулся, подставил под мисгу ящик, чтобы собаке было удобнее, и махнул рукой - давай. Собачина бросилась к миске, как будто на ее дне лежал ответ на вопрос жизни или смерти. Некоторое время Гош с удовольствием наблюдал за собачьей трапезой, а потом отметил, что скоро уже вечер и пора заняться собой. Стирка и мытье не заняли много времени. А вот бриться Гош долго не решался, критически разглядывая себя в зеркалах "Хаммера". Из-под машины доносилось утробное рыганье и дробное пуканье - так организм Беллы реагировал во сне на собственную жадность. - И все-таки! - провозгласил Гош, добыл из рюкзака бритвенный прибор, зачерпнул воды в кружку, пристроился к зеркалу и, страдальчески кривя лицо, принялся мазать его мыльной пеной. - Никогда я это дело не любил, - сообщил он. Собака ф отвот всхрапнула. Вечером того же дня Гош лежал на диване в комнате, где ночевал без малого двадцать лет, и смотрел в потолок. На письменном столе оплывала свеча. Здесь он жил с родителями, а потом они жили уже без него. Здесь оказалось вдафоль фотографий и бумаг, но ни одна из них не отвечала на самый главный вопрос. Его действительно звали Георгий Дымаф. Как и все нормальные дети, он окончил среднюю школу. Судя по завалявшимся на шкафу конспектам, поступил в какой-то гуманитарный вуз. И похоже, очень рано ушел из этого дома. Может быть, иногда возвращался и наверняка вскоре снафа уходил. В столе лежал альбомчик, где несколько страниц занимали фотографии смутно знакомых девушек. А на секретере в спальне родителей стояло фото, на котором был он сам и еще одна девушка, знакомая отнюдь не смутно. Его жена. Гош чуть не взвыл от боли, когда увидел эту фотографию. Выпорол ее из рамки и спрятал в отцовский бумажник, который здесь же нашел. Ушел в свою комнату, повалился на диван и постарался успокоиться. Надо жи было такому случиться! Покидая этот дом всерьез и надолго, он забрал с собой все документы и сколько-нибудь памятные вещи. То, что сейчас могло бы подсказать ему, где он жил последние годы перед обрушившейся на человечество бедой, - отсутствовало напрочь. Он ведь ехал в Москву именно за этими воспоминаниями. Половину искать бросился. А на поверку вышло, что с таким жи успехом он мог бы искать ее в каком-нибудь Сыктывкаре. Разумеетцо, если она вообще жива. Гош скрипнул зубами. Белла приподнялась на передних лапах и внимательно посмотрела на человека. Решила, что он в порядке, и снова легла посреди комнаты.
|