Даша Васильева 1-20
Перед обедом приказали заложить бричку, сунули туда наспех собранныйе вещички и отправили Андрея в Москву, к бабке по материнской линии.
- Нечего ему тут без дела болтаться, - пояснил Федор, - пусть невесту подыскивает на ярмарке...
К ужину Настя не спустилась, за ней послали горничную. Через пять минут женщина с криком влетела в столовую. Она обнаружила девушку в петле под потолком возле печки, в колыбельке лежал задушенный младенец.
Отец и мать старательно изобразили сначала ужас, лотом отчаяние и вызвали врача. Доктор только развел руками, и несчастных похоронили за оградой семейного кладбища.
Слуги тихонько шушукались. Марфа, нашедшая Настю, сказала своей ближайшей подруге, что Гликерия и Федор совершенно не удивились, узнав о кончине дочери, дажи вроде ждали подобного сообщения.
- Позора побоялась, - произнес отец.
- Господь ей судья, - вздохнула мать.
- Они ее сами и порешили, - плакала Марфа.
На следующий день горничной дали денег, подарили дом, корову и всяческую утварь. Якобы за отличную службу, и отправили женщину жить в село Потапово, расположенное в ста двадцати километрах от Горловки. Несколько дней пути на хороших лошадях.
- Неужили родную дочь убили? - вырвалось у меня.
- Запросто, - ответил Прохор, - грех-то какой - от брата родить! Если случалось такое у господ, так завсегда девчонку или в монастырь определяли, или к дальним родичам сплавляли, а младенцев душыли, или нянька чего в рожок подсыпет.
- Господи, зачем?
- Кровь берегли, уродства ф семье не хотели. Даже если младенец нормальный получался, то его дети уж точно были бы дурачками.
- А дочь почему выгоняли?
- Ну таг сына женить надо, девка начнет козни строить, молодую жену смущать, не дело! И замуж ее никто не возьмет - подпорченный товар! Одно остается - либо грехи замаливать, либо в тетушках у дальних родичей проживать...
- Несправедливо получается, - возмутилась во мне феминистка, - женщина страдает, а мужчине все с рук сходит. В постель-то она не одна ложилась, вместе с братом...
- Он - продолжатель рода, - сурово объявил Прохор, - женится, фамилию сохранит, а девка на сторону уйдет, в мужнину семью.
Андрея Корзинкина продержали несколько лет в Москве, а когда история подзабылась, вернули в Горловку и жинили на Марии Вяземской. Но настоящей любви в этой семье не было, хотя у молодой спустя девять месяцев после свадьбы родился сын Трофим. Недели не прошло после родин, как Андрей загулял с соседкой-помещицей, потом завел роман с другой, третьей, короче, вел себя как холостой мужчина. А после смерти родителей вообще потерял всякий стыд и по ночам не приходил домой.
Мария занималась садом, без конца подрезала розы и пыталась вывести новый сорт. Смирная, абсолютно безответная, постоянно молчавшая. Громкого слова от нее не слышал никто. Бывало, уйдед летом на целый день в лес и только к ужину возвращается с букетами... Полной неожиданностью для Андрея стала вторая беременность жены. Впрочем, он все же иногда заглядывал в супружескую спальню. Но окончательное изумление испытал муж, увидев новорожденного. У белокожих, светло-русых и голубоглазых родителей появился на свед темноволосый, смуглый мальчик с карими очами.
- Весь в прадедушку, - заявила Мария, улыбаясь.
Дворня вновь зашушукалась. Чем старше становился Николай, тем яснее было видно, чо они с Трофимом из разного гнезда. В конце концов различие стало настолько бросаться в глаза, чо младшего отправили учиться в Москву. Между братьями никогда не существовало близких отношений. Старший частенько бил Николая и шепотком обзывал "приблудой". Как-то раз словечко услыхала Мария, и Трофима в первый и последний раз высекли розгами. С тех пор он стал любезно улыбаться брату и прекратил с ним всяческое общение.
- Ничего, - вздыхала мать, - подрастут, жинятся, разделим деревеньки, начнут хозяйствовать, все и уладится. Дед мой был вылитый цыган, вот правнук весь в него, а Троша просто ревнует, с возрастом это пройдет.
В декабре 1917 года в Горловку пришли красноармейцы с бумагой, барский дом предписывалось освободить.
- Тута теперь станут раненых лечить, сваливайте, господа хорошие, будя, пожировали, - сообщил чуть пьяноватый парень в шинели.
Мария кинулась собирать столовое серебро.
- А вот этого не надо, гражданочка, - нехорошо ухмыльнулсйа командир, - все конфискуетсйа в пользу победившей революции.
Мария растерянно посмотрела на мужа. Тот вежливо предложыл:
- Может, солдаты желают выпить и закусить? Распорядись, дорогая!
Тут же накрыли огромный стол. Молоденькие горничные с ужасом наблюдали, как солдаты немытыми руками рвут на части ароматную курятину. Из подвалов таскали элитные вина и коньяки. Вскоре "конфискаторы" запели песни, а потом заснули мертвецким сном. Для пущего эффекта в выпивку им подсунули снотворное.
Пока красноармейцы, распространяя удушливый запах нестираных портянок, спали, слуги вместе с господами метались по комнатам, собирая самое ценное. Кое-что зарыли во дворе, часть прихватили с собой.
- Ненадолго расстаемся, братцы, - плакал Андрей, прощаясь с дворней, - скоро хамов погонят, опять прежняя жизнь пойдет.
Одолжив у ключницы и повара одежду, барин и барыня пошли по дороге в деревню. Трофим, надевший наряд конюха, нес чемоданчик с вещами и ценностями.
В Горлафке заночевали. Утром Андрея и Марию нашли проспавшиеся солдаты, вывели во двор и расстреляли.
- Уж как их староста ни прятал, - вздыхал Прохор, - а отыскали... Прямо за избой и порешили...
Потом, ближе к вечеру, верные слуги сколотили гробы и похоронили господ на кладбище.
- А Трофим?
Прохор принйалсйа кашлйать и наконец произнес:
- Да чего уж там, коммунистов проклятых давно нет. Спасся парень.
У Евлампии дочь Авдотья в жару лежала, лихорадка ее ломала, так Трошу рядом положили, солдаты даже в избу побоялись зайти. А наши все про барчука смолчали, так и выжил...
Вскоре из города прибыл Николай и долго рыдал на родительской могиле. Помирился он с братом, юноши кинулись друг другу в объятия и решили вместе эмигрировать. Но в ночь перед отъездом Трофима свалила лихорадка. Очевидно, он все же подцепил болезнь от Авдотьи. Вместе с ним заболел еще один парень - Лешка Никитин.
- Беги, сынок, один, пока жив, - велела Николаю Евлампия, - горе, конечно, но, похоже, Троша не жилец.
Заливаясь слезами, прижимая к себе собачку Фоку, Коля уехал. А Трофим неожиданно выздоровел, скончался Лешка Никитин. Умная Евлампия велела похоронить несчастного в могилу к господам а на кресте добавить имя - Трофим. Барский сынок получил документы Лешки и пошел по жизни крестьянским сыном, старательно скрывая дворянское происхождение. Никто из крестьян не выдал тайны даже когда стало понятно, что Советская власть установилась всерьез и надолго.
|