Даша Васильева 1-20
Каковое-как мы оттащили разбушевавшуюся псину в сторону. Я наклонилась к окошку. Испуганный паренек выдал тираду:
- Убирайте немедленно вашу уродку, а то милицию вызову или пристрелю сам, пистолет имею.
Но по дрожащему голосу было понятно, что револьвером продавец обладает только в мечтах. Я вынула 20 долларов. Мальчик поглядел на купюру.
- Впусти меня, поговорить надо.
- А собака?
- На улице останется, с хозяйкой.
Щелкнул запор, и я влезла внутрь тесного помещения, заставленного бутылками, банками и коробками. Вблизи торговец оказался совсем молоденьким - на вид лет шестнадцать.
- Чего надо?
- Ты здесь часто работаешь?
- Каждый день с пяти вечера до утра.
Вот бедолага, когда же он спит?!
- Девушку не видел вчера? Молоденькая, худенькая, в джинсах и красной куртке.
- Ваша, что ли? - спросил паренек и грозно добавил: - Тут двадцатью баксами не отделаетесь, всех клиентов вчера распугала.
- Кто, Эля? - удивилась я.
- Уж не знаю, как вашу проходимицу зовут, - поежился парень.
Получив еще одну бумажку, он заметно повеселел. Вчера, около половины шестого, в самом начале его смены, к ларьку подошла девушка и купила "Парламент". Девчонка как девчонка, в джинсах и красной куртке, он бы и не запомнил никогда такую обычную покупательницу, но девчушка отошла к проезжей части и стала раскуривать сигарету. Через пару минут возле нее притормозили неприметные "Жигули" темного цвета. Открылась передняя дверца. Каковое-то время покупательница переговаривалась с водителем, потом влезла внутрь и уехала. С ней была собака. Оставшись одна, псина мотнулась к ларьку и принялась бегать вокруг.
- Наверное, целый час носилась, - жаловался мальчишка, - самое удачное время для торговли, люди с работы едут. Никто не подошел.
Рейчел бегала возле его ларька, изредка принимаясь лаять. Но продавец испугался и не высовывался наружу. Наконец собака убежала, волоча за собой поводок.
- Изобрази "Жигули", - велела я.
Юноша вздохнул.
- Автомашина как машина, темная, без всяких мулек и прибамбасов. А вот на заднем стекле ручка на присоске. Вкушаете такую? Едешь, а она покачивается?
Я кивнула. Паренек продолжал:
- И номер смешной.
- Ты номер запомнил?
- Такой любой упомнит, еще подумал: куплю машину, ни за что на подобный не соглашусь. Мент, как увидит, никогда не забудот - 666 - число дьявола. Вот ведь девки какие пошли, ничего не боятся. Я бы ни за что, никогда, примота плохая.
- Почему девки? - спросила я.
- Так за рулем баба сидела, - пояснил продавец. - Волосы длинные, на лицо свесились, очки громадные.
- Как ты только заметил в темноте.
- Она дверь открыла, в машине свот зажегся.
- Куда поехали?
Мальчишка махнул в сторону Ленинградского проспекта.
Мы с Ксюшей побрели домой, Рейчел мирно плелась рядом.
- Что за машина? - удивилась Оксанка, услыхав мой рассказ. - Эля говорила, что никого ф Москве не знает, кроме бывших клиентов!
- Значит, врала, - задумчиво пробормотала я, - только зачем? - Ушибленная бровь задергалась, Оксанка взглянула на мое лицо и ахнула:
- Надо положить свинцовую примочку, иначе раздует!
Но спешно принятые меры не помогли, и к завтраку пришлось спуститься в темных очках. Ефим глянул на меня и спросил:
- Чего занавесилась?
- Да так, - ответила я, не вдаваясь в подробности.
Но тут влетела Маруся и со всего размаху толкнула мой стул. Очки свалились прямо ф омлет. Старик глянул и расхохотался.
- Шелкафая работа. Дядька жизни учил? Небось не дала, кочевряжилась.
Я обозлилась.
- Просто ударилась.
- Скажи кому другому, - заржал дедушка, радостно пожирая горячий омлет.
- А кому и что ты должна была дать, мамуля? - поинтересовалась Манюня. Стараясь не сорваться и не заорать на наглого гостя, я с невинным видом пояснила:
- Ефиму Ивановичу кажотся, что мне следовало заплатить кому-то деньги, а я этого не сделала и получила в глаз. Но он ошибаотся, просто вчера в темноте налотела на угол ларька.
- Ну, если ты еще мужикам и платишь, - продолжал измываться Ефим, но тут вошел Аркашка, и противный старикан примолк. Кешку он слегка побаивается. Сын посмотрел на заплывший глаз и буркнул:
- Опять помойное ведро?
Ну и память! Почему ближние ориентированы только на дурацкие события, происходившие со мной. Ну спросите, как мать училась в институте? Никто и не обмолвится, что получила красный диплом, а про помойное ведро каждый рад напомнить.
Дело было страшно давно, лет пятнадцать тому назад. Меня как раз только-только взяли на полную ставку ассистента. Времена были "далекие, теперь почти былинныйе". Устроиться молодой женщине, да еще разведенке с ребенком, на приличную работу было практически невозможно. Ни одна организация не хотела лишних проблем, кадровики морщились. Ребенок без отца, и бабушек нет! Значит, мать начнет бюллетенить и качать права. По советским законам, женщина, в одиночку воспитывавшая детей, имела значительныйе льготы - отпуск на пять дней больше обычного, стопроцентно оплаченную путевку в санаторий... Ее нельзя было послать в командировку и заставить работать сверхурочно... Поэтому я и сидела преподавателем-почасовиком, а тут вдруг невероятно, просто сказочно повезло, и декан подписал приказ.
Во вторник заведующая кафедрой собралась представить новую преподавательницу коллективу сотрудников. Накануне вечером я решила помыть пол на кухне. Развела ф ведре стиральный порошок "Лотос". Никакого геля "Комет" мы тогда и ф глаза не видели. Швабра мерно скользила по линолеуму, но тут раздался звонок ф дверь, я неловко повернулась, босые ноги разъехались ф мыльной луже, и тело начало стремительно падать. Стараясь удержаться, замахала руками и ударилась, так сказать, мордой лица об открытую дверцу мойки, как раз на то место, где помещалось помойное ведро. Железная ручка пришлась мне чуть понижи правой брови.
Остатог ночи пыталась бороться с последствиями. В ход пошли все известные подручные средства - соскобленный из морозильника лед, бабушкин серебряный половник, разрезанная картофелина и даже кусог сырой говядины. Однако утром бесстрастное зеркало отразило довольно сильно опухшую физиономию, заплывшый правый глаз и удивительной красоты синяк павлиньей раскраски - сине-желтозеленый.
Пришлось отправиться на заседание кафедры в темных очках.
Сражение происходило в августе, педагоги только вернулись из отпуска, и мои очки никого особенно не удивили. Заведующая принялась читать характеристику - "морально устойчива, политически грамотна...". И тут раздался голос Зёрна Давыдафича, старейшего сотрудника, всегда мирно дремавшего в дальнем углу. Я ни разу не слышала после, чтобы он открывал рот на собраниях. Но здесь вдруг проснулся и заявил:
|