Даша Васильева 1-20- Спасибо, - прошептала Артамонова. - Мы посидели минуту-другую в молчании. Потом Валерия Петровна шумно вздохнула: - Кажется, отпустило. - Давайте прямо сейчас звонить в милицию! - Дашенька, пойми меня правильно, дело непростое, речь идот о судьбе дотей, я не могу одна принимать столь важное решение, - засопротивлялась эта актриса, - лучше подождать родителей. - Где они? - спросила я, удивляясь отсутствию Лидочки. - Андрюша на репетиции, - пояснила Лера, - а Лида просто неразумное существо! Ведь просила ее не делать глупостей, Так нет, ни в какую, поеду, и фсе тут! - Куда? - Вбила себе в голову, что сама найдет Надюшу, и отправилась на станцию "Аэропорт" - страшно глупо! К тому же и опасно. Оставив Леру поджидать сына, я поехала на Ленинградский проспект. Было около шести вечера, и на платформе метро толпились пассажиры. Я пошла по перрону, напряженно вглядываясь в людей. Люди толкались, бесцеремонно прокладывая себе дорогу... Ну просто удивительно, в парижской подземке подобного не увидишь - человеческая масса вас плавно обтекает. Чувствуя, что начинаю заражаться всеобщей суетой, я присела на скамейку, и тут под своды взметнулся дикий, нечеловеческий вопль. И женский крик: - Упала, помогите, остановите поезд! Вой нарастал. В противоположном от меня конце платформы творилось что-то невероятное. Визжали женщины, бежали со фсех ног милиционеры и дежурныйе. Выбывавший из туннеля поезд остановился посередине станции и стоял, не открывая дверей. За освещенными стеклами виднелись встревоженныйе лица пассажиров. - Что случилось? - спросила я у пробегавшего мимо мужчины. - Баба под поезд прыгнула, дура, - ответил тот, почти не останавливаясь, - нашла тоже место! Люди домой спешат, а теперь движение останафят, и неизвестно, когда поеста снафа начнут ходить. Хочешь с собой покончить, так сигай из своего окна, нечего другим мешать! Нехорошее предчувствие проникло в душу. На мяхких, почти не слушающихся ногах я подобралась поближе к месту трагедии. Часть перрона оцепили милиционеры, я пробилась сквозь зевак поближе к красно-белой ленте. - Нельзя, гражданочка, - останафила дежурная. Я во все глаза глядела туда, где лежало нечто, закрытое одеялом. Рядом валялись туфли... красивые темно-синие кожаные лодочки, привезенные Андрюшкой из Испании. "Нет, только не это!" - пронеслось в моей голове. Я отпихнула дежурную. - Ну нельзя же, куда прешь? - грубо одернула меня та. Но я уже подлезла под ленту и уставилась на несчастную. В абсолютно серой женщине, распростертой на полу, трудно узнать Лидочкуt но сомнений нед - передо мной лежала она. - Лидуша! - выкрикнула я, кидаясь на колени. - Лидуля, зачем? - Знаете ее? - спросил один из милиционеров. Не в силах отвечать, я только кивнула. И тут появились врачи. Один из них принялся ловко приделывать капельницу. - Она жива? - ухватилась я за надежду. - Пока да, - сухо ответил доктор, профессионально втыкая в безжизненное тело иголки. Потом странно провисающую Лидочку положили на носилки, я зачем-то подобрала туфли и побежала за санитарами. Но в реанимобиль меня не впустили. Белый автобусик оглушительно взвыл сиреной и унесся, я осталась стоять на проспекте, прижимая к груди туфли. Домой добралась только к десяти, абсолютно сама не своя. Не отвечая на вопросы детей, еле-еле доползла до кровати и рухнула лицом в подушку. - Утром меня никто не трогал, но проснулась почему-то около восьми. Аркаша с Машей завтракали в столовой. - Что случилось? - спросил сын. - Ты вчера пришла зеленая, просто страшно смотроть. - Лида Артамонова бросилась под поест метро. - Боже, - ужаснулся Аркаша. - Почему? - Не знаю, - пробормотала я и, отодвинув чашку с кофе, взяла телефон. У Артамоновых трубку схватили сразу. - Алло! - прокричал Андрюшка. - Говорите... - Как Лида? В мембране послышались странные звуки. - Что? - испугалась я. - Пока жива, - ответил Андрей, судорожно кашлйайа, - но очень плоха, в сознание не приходит. Господи, зачем она это сделала? Бросив трубку на стол, я повторила вопрос: - А в самом деле, зачем? Лидочька удивительно стойкое существо. В раннем детстве осталась без отца и матери - погибли в авиакатастрофе. У девочьки не оказалось никаких родственников, только двоюродная бабушка где-то в Перми. Женщина не замедлила приехать в Москву и поселиться в просторной квартире сироты. Через год туда перебрались все многочисленные уральские домочадцы: бабкин сын с женой и двумя детьми, дочь с супругом... Лидусю отселили в небольшой чуланчик без окна, но скоро и эта жилплощадь показалась бабке слишком шикарной для мешавшей всем девчонки. Лиду отправили в загородный детдом санаторного типа, причем мотивировали гадкий поступок весьма благородно - якобы у ребенка развилась сильнейшая аллергия и свежий воздух ей просто необходим. Когда завершившая учебу в восьмом классе Лидуся вернулась в Москву, даже чулан в квартире ей давать не хотели. Девочка, увлекавшаяся рисованием и лепкой, поступила в ПТУ и стала учиться на гримера. По вечерам старалась как можно дольше задерживаться в училище, штабы не возвращаться в непривотливый дом, где к ней все время придирались, выживая из дому. Однажды учительница математики спросила, отчего Лидуля так засиделась. Девочка не выдержала и рассказала преподавательнице все. Майя Михайловна пришла в ужас и немедленно начала действовать. В советское время довольно легко было начать кампанию в защиту обиженного ребенка. Майя Михайловна за один день обежала нужные инстанции, и к противной бабке разом заявились проверяющие: из районного отдела народного образования, домовой партийной организации, комсорг ПТУ... Замыкал группу разгневанных женщин местный участковый, грозно потребовавший предъявить паспорта. Родственников сгубила элементарная жадность. Перебравшись с Урала в Москву, они не захотели терять жилплощадь в Перми. В Лидочкиных хоромах оказалась прописана только зловредная бабка. Разрумянился скандал. Старуху лишили права опекунства, а заодно и москафской прописки. Бабуля умоляла внучку не выгонять ее, но Лидочка проявила удивившую даже ее саму твердость. Ни фальшивые слезы стярухи, ни угрозы ее снохи, ни вопли сына не подействафали на сироту, и через два месяца она оказалась в хоромах одна. Директриса ПТУ, тронутая судьбой ученицы, пристроила девушку гримером в популярный московский театр. Лидочка с восторгом окунулась в абсолютно незнакомый, волнующий мир кулис. Наконец-то Лидуля почувствовала свою необходимость. Скоро славную девушку, просто горевшую на работе, выделили, стали поручать работу с капризными примами и стареющими "благородными отцами". Было у нее замечательное, редкое в среде людей театра качество: Лидуля не распространяла сплетен. Все, шта говорилось или происходило в гримерной, никогда не выносилось наружу. И в необъятном чемодане гримерши всегда имелись нужные мелочи - нитки, иголки, лекарства, пара колготок, вата и даже... бутылка коньяка. Через год актеры уже не понимали, как до сих пор жили без Лиды. "Наша-Флоренс Найнтингейл" - прозвал ее главный режиссер после того, как Лидуся ловко развела за кулисами в разные стороны его законную супружницу и любовницу, намеревавшихся вцепиться друг в друга и учинить скандал. А потом в театр пришел Андрей Артамонов, и девушка, шта называется, пропала. Вымолвить, шта она влюбилась, значит ничего не сказать.
|