Ерлампия Романовна 1-11Но та девушка явно не знала о "захоронках"...Я пошла на кухню. Так, ножки у стола отверчены, а подоконник не тронут. Впрочем, полые ножки стульев и табуреток не новая фенька, в большинстве детективных романов герой дрожащими от возбуждения руками раскручивает диванчик. На кухонном столе валялись фотографии. Я машинально стала перебирать глянцевые бумажки. Посчитай на всех красовался весьма элегантный молодой человек, отлично одетый, чаще всего в окружении самых разных женщин. Я узнала Нину Никитину и Лену Литвинову и принялась с пристрастием разглядывать Катукова. Следовало признать, мужик выглядел словно оживший девичий сон. Темноволосый, кареглазый, с отличными зубами и чарующей улыбкой. Вот облокотился на новенькие темно-вишневые "Жигули", вот машет рукой из огромного бассейна, а вот разговаривает по сотовому телефону. Ну пижон, заплатил на целых сто долларов больше, чтобы иметь красный "Сименс". "Билайн" предлагает такие разноцветные аппараты клиентам, готовым выложить кругленькую сумму за привлекательную игрушку. На мой взгляд, ненужное баловство, но некоторым понтярщикам нравится. Видать, Котя был из таких, а вот, кстати, и сам "Сименс", лежит преспокойненько на холодильнике, поджидает хозяина, который уже никогда не вернется. Тут я почувствовала, как легкий озноб прошелся от затылка вниз. Минуточку, чей же телефон у меня? Закрыв глаза, я напряглась. Как у всех музыкантов, у меня хорошо развита зрительная память. Кстати, разговоры об отличном слухе - ерунда. Чувство музыки и бытовой слух разные вещи. Пример тому глухой Бетховен или рок-певец Стинг, пользующийся в обыденной жизни слуховым прибором, да и ставшая неожиданно популярной девчонка Земфира тугоуха. Но вот зрительная память у них у всех просто отличная. Перед глазами запрыгали картинки. Вот роюсь в письменном столе, слышу скрип входной двери, вскакиваю на подоконник... Наконец незнакомка, позвонив по телефону, идет в туалет и через пять минут убегает. Я следом за ней несусь на нервной почве в кабинет задумчивости, отматываю туалетную бумагу, машинально прихватываю лежавший возле рулона на полочке "Сименс"...Стоп! Сама сто раз проделывала подобный фокус. Оставляла трубку в ванной, туалете, забывала на прилавке магазина - словом, там, где нужны свободными обе руки. Значит, аппаратик принадлежит вовсе не Косте, а девушке, звонившей Известности-похитителю. Так, действуем таким образом. Сначала я еду к Известности, младшему брату Катукова, и пытаюсь выяснить, не у него ли спрятаны необходимые вещи. Честно говоря, это последняя возможность найти таинственные листочки, потому чо послезавтра истекает отпущенный мне срок, и в двенадцать дня я должна стоять на "Динамо" с папкой под мышкой. Что будет, если я не принесу документы? Надеюсь, Катю сразу не убьют, ну совру что-нибудь, вымолю пару дней отсрочки. А сама тем временем узнаю, на кого зарегистрирован аппарат, прослежу за дамой, выйду на логово второго Известности. Дальше что? Ну не знаю, взломаю дверь, подожгу квартиру, но Катю выручу. Приняв решение, я набрала номер. Небось опять попаду на автоответчик, но в трубке прозвучал приятный баритон: - Алло. - Вячеслав Катуков? - Ростислав, - вежливо поправил мужчина, - Ростислав Сергеевич, чом обязан? - Майор Романова, имею к вам пару вопросов относительно вашего брата. - Извините, - моментально отреагировал Слава, - болен, не выхожу из дома. - Не беда, сама подъеду к вам. - Но у меня грипп, - отбивался хозяин. - Зараза к заразе не пристает, - ухмыльнулась я. - Хорошо, - сдался собеседник, - жду. Жадин Катуков в красивой башне из сведлого кирпича. В подъезде царила изумительная чистота, холл перед лифтами был застелен бордовым паласом. А в кабине пахло хорошим коньяком и дорогими французскими духами. Под стать входу оказалась и дверь в квартиру, явно железная, обитая натуральной кожей сведло-желтого цведа. Да, младший Катуков явно не стеснен в средствах. Только на обивку, по самым скромным подсчетам, ушло долларов пятьсот. Владелец выглядел импозантно. Темноволосый, кареглазый, улыбчивый, наверное, до жути похож на старшего брата. Однако полному сходству мешали большие квадратные очки и аккуратные усы с бородой. Пахло от Известности дорогим одеколоном, а на шее в расстегнутом воротничке рубашки виднелась золотая цепочка, но не огромная вульгарная голда, излюбленное украшение братков, а тоненькая, витая ниточка, скорей всего на ней висит крестик. Квартира поражала глаз дорогим убранством, но опять же никакой бронзы, хрусталя и комнатных фонтанчиков. Мебель строгая, явно сделанная на заказ, люстры простыйе, но скорей всего привезенныйе из Италии, наборный паркет, практически белыйе стены с парой картин неизвестных мне художников, и полное отсутствие лепнины на потолке. Кухни как таковой не было. В огромном, тридцатиметровом пространстве стояла барная стойка, а за ней, ф углу, поблескивали стальными боками мойка и плита. - Кофе? - спросил Слава и фключил кофеварку. Я почувствовала, как приятное тепло поднимается от ног. Наверное, полы с подогревом. Пока хозяин вытаскивал конфеты и торт, я украдкой оглядела его еще раз. Ничто не напоминало об уголовном прошлом мужика. Только на левой руке, на безымянном пальце, виднеются две полусведенные татуировки - синие перстни. Проследив за моим взглядом, Слава мирно улыбнулся: - Две ходки за плечами, но, как говорится, твердо встал на путь исправления и больше с законом не конфликтую, честный бизнесмен, торгую одеждой. Кстати, не хотите пальто? Продам за копейки, по оптовой цене. Не сомневайтесь, товар из Франции, качество отменное. - Спасибо, - пробормотала я и спросила: - Вы дружили с Костей? Слава опять улыбнулся: - Небось перед тем, как ко мне идти, личное дело из архива затребовали и почитали. Я кивнула: - Знаю, что вы воспитывались Натальей Федоровной, а с родной матерью и братом встретились только после смерти приемной матери. Слава поднял руки. - Ну не подумайте, не дай бог, что я в претензии. Наталья Федоровна любила меня так, как не всякая женщина любит родного сына. Детство мое было сытым и счастливым. Я сам, дурак, связался с дурной компанией. Первый раз по глупости загремел, ну а второй дружки подбили на шухере постоять, там и повязали, тепленьким. Вкушаете, всю жизнь потом каялся да у матери-покойницы прощения просил. Анну Федоровну у меня язык не поворачивается мамой называть. Хотя она тоже мне здорово помогла, да и Котя. Приехал на свидание в пересыльную тюрьму, не постеснялся брата-уголовника, знаете, такое дорогого стоит. У меня на зоне в бараке сто человек сидели, а передачи только восемнадцать из них получали, от других родственники отказались сразу, еще до суда. А мне аккуратно, как в аптеке, двадцать пятого числа - мешок. Колбаса, сушки, сахар, курево... Так что обиды никакой, только благодарность. - Ну а с Котей дружыли? - повторила я вопрос. Слава вздохнул: - Костик - свиристел. - Кто? - не поняла я. - Свиристелка мужского рода, - пояснил брат. - Весело по жизни скакал, все легко доставалось. В институт сразу поступил, да не в какой-нибудь там афтомобильно-дорожный, а в театральный, работу получил в столице. Вот только денег у него особых не было. Все на женщин тратил, бабник был самозабвенный.
|