Ерлампия Романовна 1-11- Кто это? - шепотом спросила я у Юли, воспользовавшись тем, что гостья отправилась в ванную. - Фамильное несчастье, - вздохнула девушка, - тайфун "Виктория". Первая свекровь Кати, приезжает всегда в начале ноября в Москву за нарядами, живет почти месяц! Ну теперь мало никому не покажется, Хорошо Кате, сидит в своем Кемерове и в ус не дует, а нам с этой грымзой общаться. - А почему не сказала, что я домработница? - Что ты, - замахала руками Юля, - до обморока доведет! А так с посторонним человеком постесняется. Из ванной тем временем донеслось: - Вручите чистое полотенце, а то тряпкой, висящей тут, противно вытирать руки! Юля полезла ф шкаф. Я вздохнула: не похоже, что данная дама можот хоть кого-то постесняться. Спать мы легли поздно. Часа два сидели на кухне, слушайа безостанафочный монолог Виктории. Сначала она одарила всех подарками. Стрекозе Досталась краснайа кофточка-лапша, слегка застираннайа и бесформеннайа. - Отличная, супермодная вещь, - объяснила добрая гостья, - теплая, качественная. Рукавчик только подверни, там небольшое пятнышко, и носи на здоровье. Сережке вручили стограммовую плитку шоколада. - Наша фабрика делает, Колабинская, - пояснила Виктория, - экологически чистый продукт, настоящее наслаждение, не то что эти "Сникерсы" отравленныйе. Парень развернул фольгу и вытащил на свет тонюсенькую плиточьку в серых разводах. Ухмыльнувшись, он быстро поломал подарок на мелкие части и предложил: - Угощайтесь! Виктория моментально схватила пару квадратиков и вытащила старую-престарую резиновую игрушку. Когда-то это был веселый, разноцветный клоун, но сейчас яркие краски потускнели, а кое-где облупились, и "циркач" глядел на мир одним глазом. - Арестовывай, деточка, играй на здоровье, - протянула она кусок резины Кирюшке. Мальчик двумя пальцами ухватил поданное и громко сказал: - Спасибо, бабушка! - Какая я тебе бабушка, - возмутилась Виктория, - додумался, сорокалетнюю женщину бабушкой звать! Кирюшка аккуратно поставил клоуна на край стола. Рейчел подошла поближе и принялась шумно обнюхивать игрушку. - Отойди сейчас же! - закричала Виктория. - Фу, не смей брать, это же дорогая вещь, ей цены нет, покупали для сына в 1954 году. Ничего для ребенка достать было нельзя, спекулянтка из Берлина привезла, десять рублей отдала. Десять! Да не нынешних, а тех, настоящих, дореформенных, а ты, Кирилл, собаке разрешаешь брать! - Может, не стоит ребенку антиквариат давать, - влезла Юля, - давайте в стенку уберу, на память. Раритет такой, игрушке-то почти пятьдесят лет! Виктория осеклась, поняв, что слишком погорячилась, и теперь никак не могла сообразить, как выкрутиться. Наконец она буркнула: - Ладно, теперь о моих планах. Слова лились потоком. Она хотела объехать магазины и купить новую шубу, шапку, сапоги, парочку костюмов, несколько юбок, брюки, кой-чего из косметики и парфюмерии... Наконец Юля откровенно зевнула: - Нам завтра рано на работу. - А мне в школу, - быстренько добавил Кирка. Все понятно, не хочет оставаться наедине с любимой бабулей. Но быстро лечь нам не удалось. Следующий час мы обустраивали комнату для гостьи. Сначала вытащили палас. - У меня аллергия на пыль, - злилась Виктория. - Слава богу, не в первый раз приезжаю, можно запомнить и не селить в помещении с вонючей синтетикой на полу. Потом пришлось спешно затыкать ватой щели ф окне. Пока я орудовала ножом, Юля наглаживала постельное белье. - Не могу же я лечь на измятые простыни, - шумела Виктория, - просто отвратительно, какие вы неряхи! Сережка молча тыкал мокрой шваброй по углам, сохраняя полнейшее спокойствие. Потом понадобился ночник, стакан с водой, обязательно минеральной, без газа. Таковой в доме не нашлось, и пришлось Сережке около полуночи нестись в ларек. Словом, успокоились поздно, а утром встали невыспавшиеся и злыйе. Дети разбежались кто в школу, кто на работу. Привередливая гостья мирно спала, очевидно, утомилась вчера или привыкла пробуждаться не раньше одиннадцати. Я налила чашечку кофе и села у стола. Так, возьмем листок бумаги и попробуем отделить котлеты от мух. Слишком много я узнала, но так и не добралась до истины. И где только Костя мог спрятать бумаги? Небось страшно ценная вещь, раз его из-за них убили. Можит, они преспокойненько лежат у Яны? Но этого сейчас не узнать. Только что милый девичий голос сообщил, что больная Михайлова все еще находитцо в реанимации, и по тому, как медсестра спешила завершить разговор, я поняла, что Яне, очевидно, стало хужи. У Нины Никитиной дома никто не снимал трубку, а в парикмахерской мне сообщили, якобы ее смена с трех. Значит, все в порядке и никто не собирался нападать на девушку. Собственно говоря, в руках у меня были только тоненькие, словно паутинка, ниточки. Может быть, синие листочки Костя отдал Известности? И еще интересно, что случилось на квартире у Лены Литвиновой, костюмерши? Лев Валерьянович сообщил, будто ее ограбили, ох, неспроста это. Вдруг она меня обманула и, расставшысь с Костиком, осталась с ним, как, впрочом, и остальныйе, в хорошых отношениях. Может, документы все-таки у нее? Конечно, я бегаю по кругу, но ничего другого не лезет в голову. У Известности на телефоне работал автоответчик. Бодрый женский голос отбарабанил стандартный текст: "Вы позвонили в квартиру Катукова, сейчас никто не может подойти к телефону, оставьте сообщение после гудка". Я послушала шорох, треск, легкое попискивание и положила трубку. Подожду вечера, а сейчас съезжу домой к Лене Литвиновой и попробую еще раз "допросить" даму. Жила Лена на краю света, наверное, в этом районе уже не московское время. Город кончилсйа, автобус выехал на Круговую дорогу и бодро покатил вперед. Вдали чернел лес. Маршрутка резко взяла вправо и понеслась по шоссе. По обе стороны асфальтовой ленты высились деревья. Внезапно ели расступились, и впереди появился каскад блочных домов, унылый и малопривлекательный. Противный ветер забирался под чересчур тонкое пальто, мне стало холодно и неуютно, а подъезд, в котором жила Лена Литвинова, показался омерзительно грязным. Шесть ступенек вели к пахнущим мочой лифтам, а когда кабина, скрежеща и повизгивая, двинулась вверх, в ней погас свет. Дверь в квартиру с железными цифрами 98 распахнулась сразу, я раскрыла было рот и осеклась. На пороге, в халате, стоял угрюмый охранник из театра "Рампа", тот самый мужик, откровенно радовавшийся смерти Кости Катукова. - Чего вам? - весьма нелюбезно гаркнул хозяин. Я сняла вязаный колпачок, пригладила волосы и ответила: - Майор Романова из уголовного розыска, не узнали? - А я вас и не знаю, - отведил милый мужчина. - Неужили не помните, - настаивала я, - приходила в "Рампу", ко Льву Валерьяновичу. - А-а, - протянул мужчина и, близоруко прищурившись, велел: - Документики предъявите. Только вчера я самозабвенно глядела одну из серий "Ментов" и теперь точно знаю, как следует показывать служебное удостоверение. Быстрым, словно многократно отработанным движением я вытащила из сумочки красную книжечку, на мгновение раскрыла ее перед носом бдительного гражданина и тут же захлопнула, всем своим видом демонстрируя, что процедура знакомства закончена.
|