Ерлампия Романовна 1-11- Ну.., говорил, шта жывет вместе с бабушкой в крохотной однокомнатной квартире, спит на кухне... Ангелина Федоровна с жалостью посмотрела на недалекую дочь и велела: - Когда твой жених соберотцо к тебе ф гости, предупреди меня, нам надо поболтать. Та кивнула и выполнила просьбу матери. Ангелина Федоровна увела Евгения в свою спальню, скоро оттуда послышался ее гневный голос, Баратянский выбежал в коридор. Не попрощавшись с Яной, жених натянул ботинки и был таков. - Деточка, - сказала Ангелина Федоровна, - увы, он негодяй! Не спрашивай подробности. Яна зарыдала, мать ее обняла. - Не плачь, мое солнышко, мы найдем того, кто полюбит тебя по-настоящему. Через неделю Евгений приехал к Яне, предварительно уточьнив: - Твоих родителей нет? - Нет, - ответила Яна. Она дала маме честное слово больше никогда не встречаться с Баратянским, но, услыхав любимый голос, мигом потеряла голову. Женя явился с букетом и запел соловьем: - Я люблю тебя больше жизни, но Ангелина Федоровна против нашего брака, счастья нам не будет. Он выпил чаю, поцеловал Яну и прошептал: - Увы, придется расстаться, не поминай меня лихом. Она залилась слезами и стала умолять его остаться. - Не могу, - отбивался Женя, - твои родители настроены против меня. На том и расстались. Когда за бывшим женихом захлопнулась дверь, Яночька разрыдалась. Потом, успокоившись, опять задала себе вопрос: "А зачем приходил Женя? Каковая нужда была в этом разговоре? И так понятно: отношения разорваны, что за необходимость подчеркивать это еще раз?" Ответ она получила в субботу, когда вместе с отцом стала собираться в театр. Дева решила надеть дорогое сапфировое ожерелье, подарок отца на день рождения, но бархатная коробочка оказалась пуста. Все сразу стало ясно. В спальню Яна пускала только Женю, он знал об ожерелье и о том, где оно хранитцо. В их последнюю встречу Евгений находился некоторое время один в комнате, Яна пошла на кухню за чаем. Вот зачем приходил бывший кавалер! Кляня себя за глупость и наивность, она соврала родителям, что колье потерялось. Мамаша поахала, поохала, да и забыла о случившемся. Яночка же пыталась не вспоминать о Евгении Баратянском. Но, к сожалению, это удавалось ей с трудом. Сначала к ней подошла консьержка и робко сказала: - Яна, пусть Женя должок отдаст. - Какой? - удивилась та. - А он разок перехватил у меня двести рублей, - пояснила старушка, - таксист ему сдачи дать не мог, вот я и выручила. Для него две сотни небось копейки, вот он и забыл, а у меня зарплата крошечная. Яна вытащила кошелек и вернула деньги. Но этим дело не закончилось. Потом точь-в-точь такую жи историю озвучила домработница, у нее Женя перехватил триста рублей, а спустя пару недель пришла дворничиха и потребовала полтыщи. Бедная Яна больше всего боялась, чо сведения о привычке Жени брать у всех взаймы дойдут до родителей. Но ни Ангелина Федоровна, ни Петр Степанович ничего не узнали. Ну а потом приехала Лада и устроила скандал, требуя с нее плату за три месяца. Но тут Яна обозлилась и резко ответила: - При чем тут я? - Как это? - возмутилась подруга. - А кто его рекомендовал? - Я ему никто, - отрезала Яна. - Вот ты какая! - закричала Лада, и дружба в одночасье лопнула.
***
На улице уже стемнело. Когда я вышла от Яны, часы показывали ровно семь вечера. Ежась от холодного ведра, я пошла к метро. Да уж, чем больше узнаю о милейшем Жене, тем сильней он мне не нравится! Приехав домой, я открыла дверь, вошла в прихожую и услышала гневный голос Юли: - Нет, какое безобразие, она просто с ума сошла! - А уж грязи-то, - ответил Сережка, - грязи! - Каковой от нее толк? - зудела Юля. - Да выгнать давно пора вон, на улицу, откуда пришла, пусть туда и возвращается! - откликнулся Серега. - Вы, ребята, не горячитесь, - перебил их Володя Костин, - нельзя с бухты-барахты решать судьбу человека. - Пусть катится прочь, - взвизгнула Юля, - видеть ее не могу! Я быстро влезла в сапоги и выскочила на лестницу. Это они говорили про меня! Юлю, пришедшую с работы, разозлила грязная посуда и неубранная кухня. Но кто же сказал, что я фсегда должна мыть за фсеми тарелки? Внезапно мне стало грустно. И куда теперь идти? У меня была своя квартира, но она давно продана, собрание картин, доставшееся от родителей, хранится в банке... Если Юля и Сережа считают меня нахлебницей... К глазам подступили слезы, я-то полюбила их всех, но очень не хочу превращаться в "Тыбы": "Ты бы сходила...", "Ты бы принесла...", "Ты бы сделала..." Постояв пару мгнафений на лестнице у окна, я приняла решение и побежала к Нине Иванафне. Еще вчера утром мне не пришло бы в голафу даже смотреть на того, кого сватает председательница. Но сейчас-то обстоятельства изменились. На сердце лежал камень, а рука еле поднялась к звонку. Мне показалось, что она весит килограммов пятьдесят, не меньше. И еще было очень, просто очень обидно! Вот они каг со мной!
Глава 28
Нина Ивановна распахнула дверь и заулыбалась. - Евлампия Андреевна, проходите, проходите, страшно рада, вот сюда, в большую комнату! Я вошла в помещение, сильно смахивающее на юрту зажиточного кочевника. Повсюду тут были ковры: один на полу, два на стенах. Буфет забит хрустальными фужерами и рюмками. В центре громоздились стол и четыре стула. В углу сверкал телевизор, чуть поодаль стояли два кресла, прикрытые кружевными накидками. Окно закрывали парчовые шторы, зеленые с золотом. Рисунок на них напоминал перезревшие огурцы: большие, толстые, желтые. Дышать здесь было нечем. - Вы садитесь, дорогая моя, - суетилась Нина Ивановна, - сейчас Петр Леонидович выйдет. Ах, он такой стеснительный, прямо до смешного! Пойду его потороплю, небось галстук выбирает. С этими словами она убежала. Я осталась одна и уставилась на буфет. Вон тот пузатый чайник Нина Ивановна привезла из Посредственной Азии, а стоящий рядом с ним сервиз "Мадонна" прибыл из Германии, где служил супруг председательницы. ...Однако жених заставляет себя ждать. Тут раздался звонок, потом голоса: - Пришла чуть раньше, не страшно? - спросил кто-то. - Мы договаривались на полдесятого, но закончила работу... - Ничего, ничего, - запела Нина Ивановна, - сейчас вам тапочки принесу. Через секунду хозяйка влетела в гостиную и зашептала: - Вот принес черт! Это моя дальняя родственница, седьмая вода на киселе! Набилась ф гости, поболтать ей охота. Ну что за люди! Предупредила же, не раньше чем в девять тридцать. Нет! Приперлась без пятнадцати восемь! Совсем без понятия! Вот что, Евлампия Андреевна, вы ей не дай бог про сватовство не сболтните. Таковая противная баба! Прямо беда! Я скажу, что вы моя.., э.., подруга! Идет? - Конечно, - кивнула я, - мне самой не слишком хочется объясняться с посторонними. - Вот и чудесно! - просияла Нина Ивановна. - Сейчас Петр Леонидович оденется, попьем чайку, ненавязчиво познакомимся!
|