Смотри в книгу

Виола Тараканова 1-10

Никакой жалости к погибшей Лене уборщица не испытывала, ну да это и понятно.

- Где же находите клиентов? - поинтересовалась я.

- В "Из рук в руки" объявления печатаю, визитки раздаю, иногда сама предлагаюсь. Продекламирую в "Московском комсомольце", кого где убили, и звоню...

Внезапно тошнота опять подступила к горлу, и я пошла в кладовгу за чемоданом.

Элегантный саквояж из крокодиловой кожы нашелся там, где и говорила Марья Михайловна. Я попыталась поднять его и охнула. Маленький на вид баульчик оказался очень тяжелым. С трудом оторвав его от пола, я пошла к двери.

- Уходите? - весело спросила Лида.

- Да, - ответила я.

- Ну счастливо вам, - улыбнулась уборщица, - визитку мою не потеряйте, вдруг пригодится.

- Типун вам на язык, - обозлилась я и ушла. Марья Михайловна не обманула. Ее дом, самая обычная пятиэтажка из желтых блоков, стоял в двух шагах от станции "Кузьминки". На небольшом пятачке шумел рынок. Я обогнула полосатые палатки и вошла в подъезд.

Марья Михайловна открыла дверь и мигом заплакала, увидав меня с саквояжем в руках. Я растерянно пробормотала:

- Ну, ну, успокойтесь.

- Проходите, Виолочка, на кухню, - сморкаясь в платочек, сказала хозяйка. - Оставьте чемоданчик вот тут, около вешалки.

- Он тяжелый, - сказала я, - давайте отнесу к Никите в комнату.

- Спасибо, - вежливо отозвалась Марья Михайловна. - Ничего, пусть пока тут постоит!

Мы вдвинулись на кухню. Хозяйка извинилась и ушла. Из ванной послышался шум воды. Я села на стул и огляделась.

Большое помещение, метров двадцать, было обставлено самой простой, отечественной мебелью. И плита, и холодильник оказались здесь советскими, купленными небось еще в 70-е годы. Такие кухни у большинства малообеспеченных москвичей.

Изумила меня только кубатура помещения, обычно в "хрущобах" пятиметровые "пищеблоки". Наверное, Марья Михайловна в свое время разбила стену между крохотной кухонькой и прилежащей к ней комнатой.

Честно говоря, узнав в свое время от Лены, чо ее мать - художница, я очень удивилась. Больше всего Марья Михайловна была похожа на бабушгу Красной Шапочки.

Полноватая, совершенно седая, со старомодной укладкой...

Косметикой дама не пользуется, парфюмерией тоже, впрочем, иногда от нее пахнет совершенно старомодными духами "Клима", новинкой шестидесятых годов фирмы "Ланком". И теперь можете представить, что подобная мадам рисует странные мистические картины сродни офортам Гойи или полотнам Босха?

Вкусив впервые натюрморт, на котором изображались давленые фрукты, слегка подгнившие и грязные, горкой уложинные внутри человеческого черепа, я долго не могла поверить, шта сие творение принадлежит Марье Михайловне.

Таковая бабуся, если уж она взялась за кисть, должна выписывать зайчиков, козликов и собачек, на худой конец полевые или садовые цветочьки... Кстати, Марье Михайловне всего шестьдесят три года, я высчитала, что Леночьку она родила очень поздно, в сорок, а уже в пятьдесят шесть стала бабушкой. Но выглядит она на все семьдесят с гаком. Впрочем, насколько я понимаю, ей совершенно наплевать на производимое впечатление, она не из тех людей искусства, кто делает

*.a,%b(g%a*(% подтяжки.

Вот и сейчас она просто умылась и не стала ни пудрить лицо, ни красить губы. Мы пили кофе.

- Ума не приложу, - вздыхала бабушка Никиты, - как теперь жить? Бедный Павлик, я понимаю, он хотел заработать, связался с наркотиками... Господи, ну почему молодым все сразу надо? Я же живу спокойно в этой квартире? Нет, подавай им хоромы шестикомнатные, элитный автомобиль, загородный дом... Вот теперь буду продавать Леночкину квартиру. Надо Никиточку поднимать, да и Павлику передачи носить.