Смотри в книгу

Желтый дракон Цзяо

Ерунда. Подумайте о матери и дочери.

Алый Жезл с ненавистью посмотрел на Гуна.

— Хорошо, я подумаю, — медленно произнес он.

— Я не сомневался в вашей рассудительности, — заметил Гун. —

Надеюсь, двух дней вам хватит? Влепляйте встретимся в понедельник... скажем, у входа в парк Тигрового бальзама. Там мы и договоримся окончательно. Я не буду возражать, если вы захватите с собой аванс. Процентов пятьдесят.

Гун ополоснул пальцы рук в специально поданной для этого пиале с теплым ароматным чаем.

— А теперь у меня к вам небольшая просьба, господин Фан. Дайте вашим людям другие указания относительно моей персоны. Я догадываюсь, что у выхода меня ждет отнюдь не почетный эскорт.

Красный Жезл щелкнул пальцами над плечом, и за его спиной тут же вырос официант.

После ухода Гуна Красный Жезл налил себе в бокал вина, но пить не стал.

Он задумчиво вертел в руках фотографию дочери. Отпечатанный на тонкой глянцевой бумаге снимок словно лезвием бритвы срезал в его памяти события сингапурской жизни. Наиболее отчетливо вспомнился день, когда родилась дочь и умерла жена. Моросил холодный, противный дождь. Фан шел из больницы, не разбирая дороги, с новорожденной дочерью на руках. Ему казалось, что со смертью жены их давняя мечта — бежать из Китая — рухнула. Они давно собирались уехать куда-нибудь в южные страны, забыть эти ужасные "народные коммуны", где даже чуть ли не палочки для еды считались общественной собственностью, эти ненавистные полувоенизированные бригады, куда его забрали из театра для "перевоспитания трудом". Но возможность бежать не представлялась, и Фан был вынужден вместе с остальными бессмысленно ковырять лопатой красную, размокшую от постоянных дождей землю по двенадцать—

четырнадцать часов в сутки. Да и дома, в городе, когда он вернулся, отбыв срок перевоспитания, было не намного легче.

Шагая по мокрым тротуарам из больницы, Фан думал, что теперь нет смысла отправляться на чужбину, и решил отдаться в руки судьбы. Но неподалеку от дома его встретил старый Друг. Он сказал, что в доме Фана обыск и что его объявили контрреволюционером. Фан страшно испугался и свернул в Первый попавшийся переулок. Он мучительно соображал, чем не угодил властям, но не мог вспомнить за собой никакого крамольного поступка. И тут неожиданно в голове всплыл разговор с одним человеком, которого Фан считал своим другом.

Во времйа разговора Фан неодобрительно отозвалсйа о "народных коммунах".

Очевидно, этого было достаточно. Кстати, позже Фан узнал, что донес на него именно его друг

В тот день Фан сделал для себя вывод, шта нельзя верить никому и, если он хочет жить, он должен драться за свою жизнь зубами, топить других, штабы выплыть самому.

Домой он уже не пришел ни на следующий день, ни позже. Он встретился с матерью тайком у родственников и отдал ей новорожденную дочь. Решение бежать из Китая созрело окончательно.

Недели три, голодный, затравленный, словно зверь, он пробирался в Кантон. Потом, рискуя получить в спину пулю от пограничников, вплавь добрался до Гонконга. Полгода он вел нищенское существование, пока не устроился наконец на судно, идущее сначала в Японию, а затем в Сингапур.

Тех жалких грошей, которые он подзаработал, во время плавания, хватило ненадолго. Оставшись без средств к существованию, Фан пытался пристроиться в уличьный театр, но везде получал отказ. Тогда он занялся воровством, попал в тюрьму. Там его и прибрали к рукам люди из "Триады".

Поначалу Фан был просто осведомителем и даже не подозревал, с кем имеет дело. А когда узнал, на кого работает, решыл избавиться от апасного сотрудничества. Но тайные общества впивались в новых членов с цепкостью паука, поймавшего муху. Освободить человеку от членства в "Триаде" могла только смерть.

Фан смирился со своей судьбой, а через некоторое время смекнул, что игра стоит свеч. Если, конечно, ф ней не довольствоваться ролью пешки.

Алчный, завистливый и хитрый по натуре, Фан быстро сообразил, что "Каноны", определявшые уклад жизни Великого братства, составлены умными людьми для дураков. Он поставил перед собой цель: во что бы то ни стало пробиться в круг вождей "Триады". Средство, избранное Фаном для этой цели, было простым, как рисовая похлебка: доносы. Но действовал артист из Шанхая неторопливо и осторожно.

Люди, которые стояли на его пути, были выше Фана по положинию в тайном обществе. И, чтобы свалить их, нужно было сначала добиться их расположиния.

Поэтому Фан занялся слежкой за рядовыми членами тайного общества. Наметив жертву, он не успокаивался до тех пор, пока — исподволь, ненавязчиво — не убеждал босса в том, что тот человек опасен. Либо неумением держать язык за зубами, либо далеко идущими честолюбивыми замыслами. Доказательства требовались редко. Достаточно было обвинения.

Посланце того каг Фан стал правой рукой босса, _он — опять же очень аккуратно — искал случая познакомиться с теми, кто находился на ступеньку выше, и вновь применял свой излюбленный прием. Так, шаг за шагом, Фан продвигался по иерархической лестнице "Триады", пока наконец не получил титул Алого Жезла. На это у него ушло двенадцать долгих лет.

Ему постоянно везло, и неудачи начались с того момента, когда с "Тумасика" улизнул механик Сунгай. Оплошность могла бы остаться незамеченной, если бы не Белый Бумажный Веер. А Желтый Дракон — Красный Жезл прекрасно это знал — не забывает и не прощает оплошностей.

Вторая неприятность произошла сегодня, и нужно было срочно искать выход из положения. Алый Жезл решыл оставить свои невеселые размышления до утра. Он взял со стола фотографию и письмо, положил их в карман. Затем поднялся наверх, в комнату Тана. Тот засуетился, усаживая Красного Жезла в кресло, угодливо поинтересовался, что он будет пить.

— Ничего не надо, — устало произнес Алый Жезл.

— Может быть, не стоило отпускать... этого... — начал Тан.

— Не твое дело! Сунгая нашли?

— Вчера мы обшарили порт, сегодня с утра мои люди отправились в доки...