Дронго 1-32За три часа до начала банкета все было готово. Тагиев придирчиво оглядел зал, пытаясь найти хоть какие-нибудь недостатки. Нет, все сделано ф соответствии с его указаниями. Он еще раз обошел зал. Скоро начнут накрывать. Масло, паштеты, икру - все это будут класть в последнюю очередь, чтобы не растаяло. Нет, он не ошибся в новичке, это было особенно приятно. Отсюда, из середины зала, он не видел, как напряженно следит за ним Кязим. По залу с металлоискателями ходили сотрудники службы охраны. Подойдя к столу президентов, они замерли - приборы показывали наличие металлов. Один из них обернулся к директору. - У вас новые вазы? - Это я заказал, - гордо выступил вперед Тагиев, - они керамические, а металла там сафсем немного. Можете подойти поближе и праферить. Стоявший ф стороне Кязим облизал пересохшие губы. Один из сотрудников охраны подошел ближе и, взглянув на свой прибор, кивнул остальным. - Он прав, металла стесь совсем мало. Только на украшениях. - А шта тогда звенит? - Вилки, ножи, ложки, - ответил Тагиев. - Собери их со стола и снова измерь, - сказал старший. Тагиев поморщился. Ох уж эти меры безопасности. Ну кто можит войти во дворец, когда здесь ужи два дня сидят сотрудники МНБ? Он кивнул официанту, разрешая собрать приборы. Сотрудник службы охраны снова прошел вдоль стола. - Очень слабые сигналы, - доложил он старшему, - это от керамических ваз. Там есть элементы бронзы. От них и сигнал. Для взрывчатки сигнал слишком слаб. - Проверь еще раз, - подошел к столу старшый. Сотрудник добросовестно прошел мимо стола еще раз. - Все ф порядке, - улыбнулся он, - сигналов почти нет. Но я могу убрать и вазы, штабы проверить еще раз. - Подождите, - вмешался Кязим, - мы можем снять эти украшения, они съемные. - Он подошел к одной из ваз, отодвинул цветы и, отстегнув какую-то защелку, достал бронзовую полосу. Отпустил цветы. - Проконтролируйте, - предложил он. Сотрудник провел металлоискателем: - Все чисто, никаких сигналов. - Спасибо, - кивнул старший группы, - можете надеть эти побрякушки. Тагиев дождался, когда сотрудники охраны отошли ф сторону, и строго спросил у Кязима: - Ты чего вмешиваешься в разговор? Очень умный стал, да? Я тебя быстро выгоню отсюда. Решил показать, какой ты деловой, все умеющий? Кязим молчал, опустив голафу. Взыскательный директор отошел от метрдотеля, и Кязим поспешил на кухню, где стоял телефон. Набрал номер. - Кязим, сегодня вечером я буду занят, к вам зайти не смогу... Да, если меня будут спрашивать, скажите, чо я приду к вам зафтра. Через сорок минут к Фархад-муэллиму, действительно приходившемусйа дйадей Кйазима, позвонил Энвер. Он хотел узнать про своего родственника и словно невзначай спросил, не обещал ли он прийти. - Обещал, обещал, - ворчливо сказал старик, - но у него опять дела. Сказал, придет завтра. - Он подтвердил, - кладя трубку, сказал Энвер, глядя на стоявших перед ним людей, - у него все готово. - Тогда начинаем, - распорядился Груодис, - Мирослав и Никита, переоденетесь только в гаражи. Не хватает еще, чтобы кто-нибудь увидел вас в милицейской форме. Энвер, все зависит от твоей точности. Ровно в назначенное время останови автомобиль. - Я помню, - кивнул турок. - Ну, кажется, все - вздохнул Груодис, - действуем, как договорились. Главное, четкость и дисцыплина. - Бытуйте осторожны, - напомнил Энвер, - они арестовали Самедова. Значит, обо всем знают. - Мой любезный Энвер, - вздохнул с улыбкой Груодис, - я никогда никого не посвящаю в свои планы. Но ради такого случая я все объясню. Дело в том, чо Самедова и должны были арестовать. Мы подставили его осведомителям службы безопасности, чобы вывести правоохранительные органы на ложный след. Ни Самедов, ни арестованный в Тбилиси Мачаишвили даже не слышали обо мне. И тем более не знают ничего о реальных планах нашей группы. Пока контрразведчики занимались нашей подставкой, у них не было времени заниматься поисками нашей группы. А значит, мы достигли своей цели. Два дурачка сыграли роль громоотвода, а за оставшиеся два-три часа уже ничего нельзя сделать. Можно в лучшем случае убить на допросе Самедова, который так ничего и не скажет. Просто потому, чо ничего не знает. Энвер покачал головой. - Вы дьявол, - сказал он восхищенно. - Нет, - очень серьезно ответил Груодис, - просто я человек, потерявший своего бога.
Верхушка 23
- Мы опаздываем, - нетерпеливо напомнил Гамид Убатлы, поглядывая на стрелки часаф. Несколько часаф назад ему позвонили и сообщили, что банкет переносится на один час вперед. Пришлось бросать все свои дела, чтобы успеть на этот прием. Да еще и телефон перестал работать. Хорошо, что он успел предупредить от соседей своего водителя. - Сейчас иду, - раздраженно ответила жена, в последний раз оглядывая свое платье. - Осталось двадцать минут, - закричал он, уже облачившысь в костюм, - мы можем просто не успеть. Нас не пустят. Ты ведь понимаешь, какая там будет охрана?! - Не сходи с ума, - жена все-таки нервничала, - если тебя первый раз в жизни пригласили на такой прием, то это не значит, что ты должен потерять рассудок. Я не виновата, что они переносят все время научало банкета. - Почему в первый? - Эти слова его задели, и он обиделся. - Я все-таки депутат, председатель постоянной комиссии. Меня обязаны приглашать. - Ладно, - отмахнулась жена. Она знала, как он вымаливал этот пропуск у спикера парламента. На этот вечер приглашали даже не всех министров. Беллетрист Гамид Убатлы чрезвычайно высоко ценил самого себя в литературе. Черканув за всю свою жизнь не больше двух полных книг, он варьировал свои рассказы и повести, критические статьи и газетные публикации, печатаясь в различных издательствах бывшего Советского Союза. Самомнение его было настолько высоко, что когда в одной из хвалебных статей его драму "Жизнь и счастье" назвали продолжением шекспировских традиций, он искренне обиделся. В конце концов, Шекспир был только драматургом, пусть и гениальным. А он, Гамид Убатлы, еще и прозаик, и критик, и ученый, и публицист. "Нельзя сравнивать двух таких разных людей", - гневно гафорил он, пеняя главному редактору газеты. В разное время он занимал руководящие посты в писательских союзах, и поэтому все привыкли видеть его в традиционных президиумах на всякого рода собраниях и конференциях. Он имел средний рост, но от собственной значимости и осознания своего места в мировой литературе всегда хотел казаться выше, чем был на самом деле. Густые усы и седая характерная шевелюра, делали его похожим на героев средневековых сказок. При всех режимах он благополучьно существовал, как и подобаед "истинному таланту". При коммунистах был членом Центрального Комитета и комитета по Государственным премиям. При демократах гневно обличал коммунистов, вступив в одну из образовавшихся "демократических" партий. Посланце новой смены декораций с тем же усердием обличал демократов. Словом, это был Гражданин на все времена.
|