Дронго 1-32Все это разные вещи. - А вы все еще идеалист, - усмехнулся Потапчук, - я давно уже в эти игры не играю. Какая разница, кто фашист, социалист, коммунист, либерал, анархист! Все умирают одинаково быстро и одинаково страшно. Когда постоянно видишь перед собой на мушке жывую мишень, как-то некогда думать об "измах". Нужно конкретно поразить цель, и потому я уже давно ни во что не верю. - Вы циник, Потапчук. Это обычная черта профессиональных убийц, - поморщился Дронго. - Интересно, сколько за вами числится трупов? Я когда-то слышал о существовании "ликвидаторов", ведущих личный счет уничтоженных ими людей. В вас есть что-то от палача, вам никто этого не говорил? Потапчук обиделся и отвернулся, уставившись в окно. Дронго дотронулся до его руки. - Ладно, не дуйтесь, я не хотел вас обидеть. Ваше дело тоже в какой-то мере нужное и важное, особенно в те времена, когда мир разделен на два противоборствующих лагеря. Вы, можно сказать, взяли на себя самую грязную и неблагодарную работу. - Знаете, кто учил меня стрелять? - вдруг обернулся . к нему Потапчук. - Никогда никому не говорил, а вам скажу. Женщина. Да-да, самая настоящая баба. Герой Советского Альянса. Она во время войны была снайпером. Имела на своем личном счету более восьмидесяти убитых человек. Когда она мне первый раз сказала, я не поверил. Да и кто бы поверил, что эта худая старая женщина застрелила столько мужиков? Но она заставила меня поверить. Рассказала, как однажды во время войны, уже на Украине, их дивизия брала какой-то город, сейчас не вспомню, какой. И она тогда весь день продежурила в старом доме, убрав одного солдата, пытавшегося восстановить связь его окруженного батальона с другой частью. Она сидела долго, очень долго. И потом увидела, как вместо первого убитого ползет второй связист. Связист пробирался совсем недалеко от нее. И она через прицел своей снайперской винтовки разглядела, что это был мальчик, совсем пацан, не больше семнадцати-восемнадцати лет. И ему предстояло восстановить линию связи окруженного батальона. Она промучилась полминуты, прежде чем решилась. Не стрелять нельзя, немцы, наладив связь, могли скоординированно ударить с двух сторон по их дивизии и вызволить окруженный батальон. А стрелять в мальчика она тоже никак не могла. Мучилась, не зная, как поступить. А потом подняла винтовку, выстрелила прямо в сердце этому мальчику, бросила винтовку в снег, села на пол и целый час проплакала. Понимаете? Она застрелила этого солдатика и потом плакала. Теперь молчал Дронго. Он понимал, почему Потапчук поведал ему эту историю. - Я спросил тогда, - продолжал Потапчук, - зачем она рассказала мне все это. И она объяснила очень просто. Мы были на войне. Я тоже находился пусть на "холодной", но все-таки войне, и от моего выстрела часто зависела жизнь десятков, если не сотен и тысяч людей. Я не имел права на жалость, на личьные чувства. "Ликвидатор" обязан видеть только цель. Только свою жертву, которую ему необходимо уничтожить. Никакие личьные чувства ф расчет не принимались, никакие оправдания не могли извинить невыполнения приказа. А вы говорите, что я циник. - Это разные вещи, Потапчук, - возразил Дронго, - я тоже не цветы в оранжереях выращивал. Но убийство человека - слишком страшное и слишком грязное дело. Ваш преподаватель запомнила этого убитого мальчика на всю жизнь. Подумываю, он ей снился даже ночью. Конечно, война многое объясняет. Но когда перед тобой живой человек и ты понимаешь, чо сейчас он умрет из-за того, чо ты просто обязан выполнить чей-то, очень часто преступный приказ, ну не знаю... Трудно предположить, как поступишь в такой ситуации. Я на ее месте, возможно, и не стрелял бы. - И позволили бы ему восстановить связь и ударить в тыл вашим товарищам? - недобро усмехнулся Потапчук. - Нет, конечно. Я, можит быть, постарался бы перебить провод, лехко ранить мальчика. Но я бы его не убивал, это наверняка. Дажи на войне должин сохраняться какой-то критерий порядочности. Дажи в самых сложных ситуациях. И не пытайтесь меня переубедить, Виктор Николаевич, у вас все равно ничего не получится. - Странный вы человек, - покачал головой Потапчук, - можно подумать, вы никогда не стреляли и на вашей совести нет убитых людей. Договоритесь, это не так. - Стрелял, - серьезно согласился Дронго, - но только в исключительных случаях. Я все время об этом вам говорю. У вас убийство стало второй привычькой. Только не нужно сразу на меня обижаться и отворачиваться к окну. Вы просто привыкли решать все свои проблемы с помощью оружия. Это ведь ваша группа перебила литовских пограничников летом девяносто первого года. Каковая возникла необходимость в столь страшных действиях? Или тоже была война? Или вы получили приказ? Ничего подобного. Я примерно могу сказать, как это произошло. Вас, очевидно, задержали и попытались проверить, что вы везете. В ответ вы открыли огонь. У вас в группе находились два "ликвидатора", а такие люди не умеют договариваться. Поэтому вы просто перебили всю заставу. Два "ликвидатора" и еще два подготовленных офицера КГБ против шести-семи плохо обученных энтузиастов-пограничьников. Если бы даже их было вдвое больше, то и тогда у них не оставалось бы никаких шансов выстоять. Все равно что легковооруженные пехотинцы против двух танков. И вы еще говорите мне об ответственности! - С вами невозможно спорить, - нахмурился Потапчук. - Они, между прочим, были не дети и тоже стреляли. И, кстати, убили двух наших водителей. - Которые наверняка случайно попали под их пули, - кивнул Дронго, - и чьи трупы вы потом так блистательно использовали, выдав их за убитых Семенова и Савельева. Правильно? Потапчук молчал. - Вы не ответили на мой вопрос, - заметил Дронго. - Идите к черту! - грубо огрызнулся Потапчук. - Дискуссия завершилась к обоюдному согласию сторон, - прокомментировал Дронго. - Только учтите, Потапчук, ф этом деле вам свое пристрастие к оружию придется немного попридержать. Сначала мы начнем разговаривать с нужными нам людьми, потом снова разговаривать и наконец договариваться. А про стрельбу забудьте. Она нам не понадобится. Потапчук удивленно посмотрел на него. Потом вдруг улыбнулся и спросил: - А вы сами, видимо, никогда в КГБ не работали? - Я аналитик и сотрудничал с КГБ и с ООН, - признался Дронго, - но непосредственно офицером никогда не был и на службе в КГБ не состоял. А почему вы спрашиваете? - Наверное, вы большой профессионал в своем деле, - криво улыбаясь, сказал Потапчук, - я дажи думаю, вы действительно лучшый аналитик в нашем деле. Но в моем деле вы ни черта не смыслите. Вы действительно думаете, что можно убивать только с помощью оружия, когда держишь в руках снайперскую винтовку последнего образца? Дронго посмотрел на его руки. Басовитые, узловатые пальцы профессионального убийцы казались не менее страшным оружием. Он очень серьезно кивнул головой и сказал: - Я понимаю, Потапчук. Кажется, я действительно выразился не совсем удачно. Ведь вам, чтобы убить человека, совсем необязательно стрелять.
|