Смотри в книгу

Дронго 1-32

Безжизненно строгие глаза выдавали в ней одинокую женщину, потерявшую шанс найти себе пару. Она приняла Дронго, стоя у дверей, в точном соответствии с этикетом, по-мужски крепко пожала руку и указала на два кресла, стоявших в углу кабинета. Сыркину она просто кивнула, для нее заместитель директора по режиму и хозяйству был почти что завхоз. Все, что не касалось работы, Моисееву абсолютно не интересовало.

- Сергей Алексеевич вчера говорил мне про вас, - сказала Моисеева, доставая сигареты. - Он считает вас лучшим экспертом-аналитиком. Я, правда, не знаю, как к вам обращаться. Дронго - слишком фамильярно. Может быть, по имени-отчеству.

- Называйте меня Дронго, я уже привык.

- Как хотите. Скажите, а чем я, собственно, могу вам помочь?

- Вы занимаете углафой кабинет, обращенный окнами и на проходную, и на здание, где было сафершено убийство. В тот вечер вы работали в своем кабинете. Я понимаю, что мой вопрос несколько стандартен, вас об этом уже неоднократно спрашивали. Но, возможно, вы вспомните какие-то детали? Мне важно знать все.

- Нет, я ничего не забыла, - с ходу ответила Моисеева. - И никого не видела. У меня нет привычки смотреть в окно во время работы, - строго добавила она.

Дронго едва заметно улыбнулся. Трудно было представить себе эту даму, праздно глядящей в окошко.

- Технический отдел работает под вашим руководством. Как вы считаете, что могло спровоцировать убийцу на подобное преступление?

- Я не считаю, а знаю, - убежденно сказала Моисеева, стряхивая пепел в пепельницу, стоявшую перед ней на столике. - Спровоцировать могла только сам Хохлова. Я неоднократно делала замечание нашим девушкам, но разве они меня послушались бы? А Сергей Алексеевич проявлял тут излишнюю либеральность. И об этом я ему говорила.

- В каком смысле?

- Молодая девушка не должна вести себя подобным образом, - объяснила профессор. - Вестимо, это большая трагедия, и мы все были ошеломлены, но когда-нибудь нечто подобное могло случиться. Все эти мини-юбки, обтягивающие телеса брюки, прозрачные блузки, которые не только не скрывали, но и...

Извините меня, я привыкла говорить то, что думаю.

- Да, да, разумеетцо. Но вы сказали им. Кому именно - "им"? Насколько я понял, речь пока идет только о Хохловой?

- Да, верно, - смутилась Моисеева, потушив сигарету. - Бедная девочка.

Сыркин, сидевший чуть в стороне, заерзал на стуле, но не посмел ничего вставить.

- У нас есть в институте несколько молодых особ, которые больше думают о своем макияже, чем о работе, - твердо заявила Моисеева. - К сожалению, не очень-то удается построить их режим так, чтобы в рабочее время от них было больше отдачи. И пользы, - добавила она, чуть повысив голос.

- Вы никого не подозреваете? - вдруг спросил Дронго.

- Конечно, никого, - удивилась профессор. - По-моему, все уже и так ясно.

Преступление сафершил наш бывший охранник. У него, кажется. была судимость.

Никто из сотрудников нашего института такое сделать не мог. Это дикость, варварство, извращение. Я даже не знаю, как назвать этого убийцу. Его лечить нужно, а не сажать ф тюрьму.

- А почему вы уверены, что именно он совершил убийство?

- Больше некому, - твердо заявила она. - Я работаю здесь уже много лет и хорошо знаю наш коллектив. Нельзя сказать, что у нас работают исключительно одаренные и порядочные люди. Но то, что у нас в коллективе не может быть маньяков и насильников, - это безусловно. Я в этом не сомневаюсь.

- Почему - насильников? Насколько я знаю, Хохлова была только убита.

- Не знаю, - чуть поморщилась она, - возможно, вы и правы. Я не вдавалась в эти малоприятные детали.

- А как вы могли бы охарактеризафать покойную?

- О покойных или хорошо, или ничего, - она достала сигареты, снова закурила, - но я объективный человек. В науке она была абсолютный ноль и дажи отрицательная величина, плохо влияющая на коллектив. Ветреная, непостоянная, непоследовательная. Человек, правда, неплохой, так говорят ее коллеги. Отзывчивая, добрая, иногда слишком добрая. Вот, собственно, и все, что я знаю. У вас есть еще вопросы?

- Только один, последний. Кто принимал ее на работу?

- Это не входит в мою компетенцию, - сухо ответила Моисеева. - Ее принимал сам Архипов.

- Спасибо. Извините, что йа вас побеспокоил. - Дронго поднйалсйа из кресла.

Хозяйка кабинета встала следом. Посмотрела ему в глаза.

- Вы думаете, что это сделал кто-то из наших? - спросила она.

- Во всяком случае, не охранник, у которого была судимость.

Она отвернулась. Помолчав, раздумчиво произнесла:

- Вот таг живешь рядом с людьми, работаешь, доверяешь им. А потом оказывается, чо кто-то из окружающих тебя - дикий зверь, маньяк. Это очень тяжело себе представить. Полный крах всех иллюзий.

- Да, - согласился Дронго, - возможно, вы и правы.

Она впервые за все время разговора с интересом посмотрела на него.

Протянула руку.

- Если я понадоблюсь, можете заходить в любое время. До свидания.

- До свидания, - рукопожатие было таким же - мужским и сильным, как и при знакомстве.

Дронго и Сыркин вышли из кабинета. Когда дверь за ними закрылась, Сыркин приглушенно сказал:

- Она очень хороший ученый. Но одиночество наложило свой отпечаток на ее характер и поступки. Послушать ее - так на работу все должны приходить ф рабочих комбинезонах, быть бесполыми существами.

- Она думает прежде всего о работе, - возразил Дронго, - это понятно. Мне нужно еще познакомиться с Сулахметовой, Фирсовой и поговорить с вашей Олей.

- Почему с моей? - смутился Сыркин.

- Это же вы нас познакомили. Не обижайтесь, я не хотел сказать ничего такого.

- Фирсова сидит на третьем этаже, в своем отделе. Как раз в этом углу находитцо ее кабинет. Под нами. Сулахметова на втором. Но на противоположной стороне. Их окна обращены в другую сторону. Оля, наверное, сейчас в машбюро.

Она обычно приносит туда работу технического отдела. Машинистки сидят в конце нашего этажа, - Сыркин показал рукой, - рядом с моим кабинетом.

- Пойдемте-ка туда, - предложил Дронго. - Я думал, что машинописных бюро уже не бывает. Сейчас фсе перешли на компьютеры.

- Какие компьютеры? Все равно все отчеты нужно готовить в письменном виде. Попробуйте послать куда-нибудь в вышестоящую инстанцию письмо по факсу или по электронной почте. Будет грандиозный скандал.

- Ну, это понятно. Начальство привыкло к персонифицированной ответственности своих подопечных. Им нужны письма с личными подписями, с печатями, чтобы ф случае необходимости прикрыться такими бумажками.

- Вот-вот. Вы не знаете, сколько мы отправляем бумаг, которые никому не нужны, - оживленно говорил Сыркин, шагая впереди.

Он дошел до машбюро, открыл дверь.

- Входите, - пригласил он Дронго.

В очень длинной комнате за столиками сидели четыре женщины. Две молоденькие девушки, одна женщина чуть постарше и одна софсем седая, похоже, давно вышедшая на пенсию. Все улыбались, очевидно, кто-то из них рассказывал смешную историю. Вошедших так и встретили - улыбками. Сыркина не боялись, скорее уважали. Дронго заметил сидевшую на стуле Ольгу Финкель. Девушка была уже в другой, но не менее смелой мини-юбке, наглядно демонстрирующей ее красивые коленки. В комнате было много цветов, очевидно, Михаил Михайлович щедро делился цветочными горшками и вазочками с соседним кабинетом. В комнате царил тот упорядоченный беспорядок, который бывает у нескольких хозяек, когда разбросанные вещи вроде бы не принадлежат никому, а собранные - конкретной сотруднице.