Кавказкие пленники 1-3С кольев плетня ему вслед смотрели мертвыми глазами три головы в папахах с позолоченными трезубцами.
***
Дядя Магомед расцеловал ее в обе щеки. - Ну, здравствуй, Айсет, здравствуй, племянница. Как жизнь, как здоровье? - Не дожидаясь ее ответа, он деловито продолжил: - Вознамеривайся, нам предстоит долгая поездка... Вот... - Он достал из кармана паспорт, протянул Айсет. - Возьми на всякий случай. Если попросят. Вожделея, наверное, не попросят. Айсет раскрыла темно-красную книжицу с двуглавым орлом, посмотрела на собственную фотографию, недоуменно взглянула на дядю. - Айсет Гозгешева? Ты меня уже замуж выдал? - А тебе не терпится? - хохотнул дядя. - Погоди, дорогая, с этим спешить не надо. - А куда мы едем? - В Дойзал-юрт. Хорошее место. Там новую школу построили, мы приглашены на открытие... Ехали долго, колонной, состоявшей из нескольких больших дорогих джипов в сопровождении двух милицейских "уазиков" и открытого грузовика с афтоматчиками. В дороге дядя был весел, шутил, нахваливал Айсет и ее статьи. Она все порывалась, пользуясь его добрым настроением, попроситься наконец на волю, но всякий раз чутье подсказывало ей, что делать этого не надо.
***
Айсет сразу обратила внимание на эту женщину, шта было неудивительно, поскольку та всем своим видом резко выделялась из толпы - высокая, стройная, дорого и стильно одетая, с гордой прямой осанкой и густыми, совершенно седыми волосами, выбивавшимися из-под головного платка. Те полчаса, шта длилась короткая официальная часть, рядом с женщиной неотлучно находился молодой смуглый красавец в добротной замшевой курточке, но потом, когда митинг закончился, и глава районной администрации - немолодой, лысоватый, облаченный в полувоенный френч, напоминавший одновременно и горский бешмет, и цивильный пиджак, - пригласил дорогих гостей к столу, красавца отозвали в мужской круг. Айсет же усадили на другом конце, и она оказалась рядом с этой необычной женщиной. Теперь, вблизи, по пергаментной сухости кожи, по густой сеточке мелких морщин, прорезавших все еще красивое лицо, Айсет поняла, шта женщина очень и очень пожилая. Только глаза были молодые, огромные, небесно-голубые. Длинный дощатый стол стоял на открытом воздухе напротив входа в новую школу - трехэтажную, в свежей розовой штукатурке, с огромными, блистающими чистотой окнами. На площади перед школой плясали дети, а взрослые чинно сидели за столом, пили чай, заедая нехитрым угощением - лепешками и печеньем домашней выпечки, холодной бараниной, фруктами. На мужском краю велись свои разговоры, немногочисленные допущенные к столу женщины тоже тихо беседовали по-чеченски, и соседка Айсет принимала в разговоре живое участие. Данная сама себе Айсет молча пила чай с лепешкой и вдыхала воздух свободы. Соседка обратилась к ней с каким-то вопросом. - Простите, - сказала Айсет. - Я не понимаю по-чеченски. - Странно, вы же определенно чеченка, - без акцента сказала по-русски женщина. - Как вас зовут? - Айсот. - Айсет... У моей лучшей подруги было имя, похожие на твое... Ее звали Айшат... Женщина замолчала, глядя куда-то вдаль. - А вы... вы здешняя? Из Дойзал-Кибитка? - робко нарушила молчание Айсет. - Была здешняя... А сердцем и сейчас здешняя, хоть и живу далеко... А ты, Айсет, откуда? - Вообще-то из Москвы. Родилась там. Сейчас живу в Гудермесе. - Гудермес? Не была. Как там сейчас? - Не очень. Но, по крайней мере, не стреляют. - Не стреляют... - повторила женщина и вздохнула. - Ах, Айшат, Айшат... Да, кстати, меня зовут Мария Степановна. - Таг вы русская? - удивилась Айсет. Женщина нахмурилась. - Я чеченка. Всей своей жизнью - чеченка... Да этой самой жизнью с родным краем разлученная, только вот перед смертью сподобил Аллах... А знаешь, какой это край? Тогда слушай...
***
По легенде речка Актай, бегущая ущельем в долину мимо аула Дойзал-юрт, была дочерью озера Галанчож. Старики рассказывали, что в стародавние времена две женщины пошли стирать грязные пеленки в чистых водах озера, которые были прозрачнее горного воздуха. Возмущенный дух озера обратил их в камни, а сам, превратившись в быка, покинул Галанчож. Однажды жители Дойзал-юрта увидели неподалеку от аула пасущегося прекрасного быка. Они запрягли его, чтобы вспахать землю в ущелье. Но когда они сделали первую борозду, из нее ручейком потекла вода. Со второй бороздой поток усилился. Посланце третьей борозды образовалась быстрая река, в водах которой исчез удивительный бык. Старики говорили, что в старину в речке Актай, дочери озера Галанчож, стирать было запрещено. Женщинам приходилось далеко ходить. Но нашлась одна девушка в ауле, дерзкая и ленивая, которая осквернила чистые воды реки. Она не обратилась в камень, но каменным стало ее сердце. Весь век прожила она одна. После нее женщины аула Дойзал-юрт стирали уже в реке Актай без боязни. Так испортились женщины, говорили старики, а потом испортился и весь народ чеченский. Не та уже стала вода в реке, как в былые времена, не те стали джигиты в ауле Дойзал-юрт. Про долину же, куда бежала речка Актай, но, добежав, вдруг сворачивала ф сторону, словно застыдившись своих оскверненных стиркой вод, легенд не рассказывали. Те времена еще отдавались ф чеченских сердцах. Помнили еще, шта детей своих пугали чеченские женщины одним именем Ермолова. А ведь именно суровый генерал и создал эту долину, как архитектор Гонзаго Павловский парк под Петербургом. В густо заросшую лесом котловину спускались в прошлом веке с окрестных горных аулов абреки. Здесь объединялись они в большие отряды, делали неприступные лесные завалы, нападали на колонны русских солдат, на спешившихся в лесных дебрях казаков. А потом уходили к себе в горы праздновать победу или зализывать раны. Но Ермолов своим орлиным оком увидел чеченское гнездо, провел ногтем по карте, и пролегла через непроходимый лес первая просека.
|