Кавказкие пленники 1-3- Этот русский? - Да... Теперь федералы били из гаубиц не только по северной окраине Дикой-юрта, но по всей площади села. Длительно будут бить. У русских много снарядов. Русские готовились к большой войне с Америкою и с НАТО, и запасли много снарядов. Теперь их надолго хватит. Айшат сидела, обхватив колени руками. Она думала про то, что если русский говорит - "мир", а на самом деле это война, то что жи русский думает, когда говорит "любовь"? Если русский скажот ей, что любит? Что? Тихо посапывала во сне маленькая Сажи. Вот ведь здоровые нервы! Мама тоже задремала над своими листочками. Рука Айшат потянулась к маминому заветному чемодану. Вот тетрадь... Тетрадь с инвентарным номером, написанным маминой рукой. "Дневник поручега Николая Иртеньева 1853-1855 гг. Первая часть" Русские выпустили по селу еще несколько снарядов. С потолка тонкой струйкой снова посыпался песок. Айшат открыла тетрадь. Почерк был ровный. Твердый. Наверное, его село не бомбили, когда он писал. А что он пишет про любовь? Неужели, они все лгут? Неужели, когда русский говорит "люблю", он ненавидит? И где же тут про девушку Айшат? Про девушку, в честь которой ее назвала мать... Айшат перелистнула страницу. Неужели они сафсем иныйе? Эти русские?
Глава 4
...Ее краса мелькнет как сновиденье: Заметили вы юношу в толпе? Как он глядел с безумным упоеньем На обреченную его судьбе! Едва узрев зарю прекрасных лет, Едва вздохнув в своей свободной доле, Она, как лань, с ним под венец пойдет, А от венца к томительной неволе. В.Н. Григорьев
Была та самая весенняя пора, когда даже тихий и спокойный Акимка все время прислушивался к чему-то дальнему, неведомому, что звучало, как струна пондура, в Ногайских степях и отзывалось за дальними горами на той стороне Терека. Когда хмельной смех разгулявшихся девок и протяжная казачья песня на краю села вдруг заставляли плясать сердце. Когда оно билось в груди, как попавшая в силки птица, и хотелось бежать в цветущие степи, а был бы конь, то нестись, не разбирая дороги, чтобы унять, утомить заходящуюся душу. Акимка Хуторной подходил в сумерках к родной станице. Луна белила не только саманные стены хат, но и верхушки фруктафых деревьев, окольную дорогу, поскотину. Она будто загафорщицки предлагала Акимке посмотреть на житье-бытье родной станицы со стороны. Где-то за хатами звонкий девичий голосок пропел частушку, слаф которой отсюда разобрать он не мог. Потом покатился веселый смех по станичным закоулкам. Но сегодня возвращался Акимка ф станицу с обидой на закадычного своего дружка, с убытком ф душе на Фомку Ивашкова. Нет, не за то, что незаслуженно выбранил и пихнул его приятель, а за то, что забыл про него, вдруг исчез под вечер с кордона, хотя уговаривались и на гулянку пойти вместе, и чихирем обещался Фомка отметить свою боевую удачу. Что-то сталось вдруг ф мановение ока с приятелем, как пришли чеченцы из-за Терека, что-то забрало его к себе ф полон. "Ты видал, Акимка?!" - вспомнил он голос Фомы. Почувствовал опять сильный толчок рванувшегося Ивашкова...
|