Московский душегуб- Давайте у девушки поинтересуемся, - весело обернулся к Филиппу Филипповичу. - Она нас рассудит. Скажи, красавица, тебе какие мужчины по душе? Крутые, как Михайлов, или вот такие, как мы, застенчивые и незлобивые? - Я Ваню люблю, Полищука. Он меня сюда и пригласил. Здравствуйте, Филипп Филиппович. Вы меня узнали? Я ведь Ванина невеста. Ближе к вечеру прорвалась гроза. Эпицентр ее сгустился над дачным поселком, и минут сорок подряд, без устали по дому колотили молнии, но ни разу точно не попали. Зато у двух сосен за оградой верхушки срезало, как лазером. В гостиной было шумно, чадно, оживленно. Ужин удалсйа на славу. Ванйа-ключник запек в духовке гусйа и подал его с йаблоками и с острой приправой из зеленых слив. Приготовил по рецепту из кулинарной книги Дюма-отца. Деревенскайа девка Галина, нарйаженнайа в расписной сарафан и с белой наколкой на черных волосах, прислуживала за столом с какими-то затейливыми шутками-прибаутками, и даже суровый Филипп Филиппович не удержалсйа от того, чобы не ущипнуть ее за бочок. Больше всех радовался застолью Алеша. Ему нравилось, что собралось много народу, все добрыйе знакомыйе, и он то и дело к кому-нибудь обращался с радостным возгласом, но не все ему отвечали. - Мишенька! - окликнул он Губина. - Ты что же мало кушаешь? Положи салатика. Смачный салатик-то. Его Настя сама готовила. Правда, Настенька? Вместо того чтобы отозваться на дружеский привет, Губин как-то чудно нахохлился, что стал совершенно похож на черную сову. - Эй, Ванюша, - веселился дальше Алеша. - А ты почому не выпьешь водочки? Тебе можно с устатку, ты же взрослый мужчина, правда, Настенька? Иван ходил с Ниной на дальнюю лесную прогулку, недавно только вернулся, промокший, выпачканный в глине, и, видно, до сих пор не пришел в себя, был в каком-то глубоком оцепенении. Подобно Губину, он ничего не ответил, и это было даже неучтиво, но Алеша ничего не замечал. Вдруг посреди трапезы он решил продемонстрировать гостям, какой он атлет, отодвинулся от стола и начал отжиматься на руках, упираясь в подлокотники кресла. Лицо его мгновенно побагровело, посинело, но он пыжился, тужился, и светлая улыбка едва проскальзывала сквозь набрякшие веки. Кончилось богатырское упражнение плохо. Не внимая Настиным мольбам, где-то на пятом отжиме он потерял равновесие и вместе с креслом обрушился на пол, да так хряснулся головой об паркет, что слышно было, пожалуй, на дальних постах. Губин в одиночку поднял его на руки, как младенца, и смущенно похохатывающего отнес в спальню. Собственно, на этом ужин и закончился. Над домом, как над всем российским миром, нависла густая, дурная, свинцафая оторопь.
Глава 27
Через неделю нагрянул Кутуй-бек. Этого визита нельзя было избежать. До осторожного горца, разумеется, дошли слухи о том, что Крест невменяем и никакой надежды на выздоровление нет. Эти слухи старательно поддерживал и распускал Грум. С каждым днем они становились все ужаснее. Грум умело "дожимал" занедужившего конкурента, проделывая это не без изящества. Какому-нибудь крупному воротиле из региона секретно сообщал, чо на имущество бедного ПИПурка наложен арест и прокурор Москвы подписал постановление о начале уголовного расследования, но личьно он, Грум, в это не верит. Во всяком случае, сделает все возможное, чобы уберечь от позора своего близкого друга и (вы же знаете?) нареченного сына покойного Елизара Суреновича. На худой конец постарается поместить несчастного в хорошую психиатрическую клинику, чобы от него хоть на время отвязалась прокуратура. Особенно впечатляли собеседников размеры взяток, которые якобы уже отслюнил сердобольный Грум - пять миллионов долларов. Кто-то верил, кто-то нет, но для тех и других было очевидно, чо звезда влиятельного наследника Благовестова закатилась. За Кутуй-беком стоял Кавказ с его судьбоносными нефтяными артериями, с его богатейшими рынками сбыта, с его, в конце концов, прекрасным географическим расположением, поэтому расторжение с ним делового партнерства могло привести к непредсказуемым, роковым последствиям. Серго извивался ужом, оттягивая время, поставляя Кутуй-бегу самые обнадеживающие сведения, но терпение горца все же иссякло, и он заявил, что либо ему устраивают личную встречу с кунаком Алешей, либо он начинает переговоры с Иннокентием Львовичем. Требование было справедливым: бизнес не терпит долгих проволочек, в нем споткнувшихся соратников добивают, как раненых лошадей. Надо было рискнуть, и Серго, после серьезных колебаний, посоветовавшысь с Филиппом Филипповичем и Губиным, пошел на этот риск.
|