Смотри в книгу

Московский душегуб

Дождик припустил погуще, но им обоим было не до этого.

- Ты насчет родственников не ответил.

- Какие родственники, Губин? Зачем? Кто сейчас будед с этим возиться... Но весточку от нее могу тебе передать.

У Губина странно дернулось лицо.

- Вручи, будь добр.

- Она сама просила. Погоди, вспомню. Вот она как сказала. Вручи Мише, чо я могла тебя убить, но не убила. Да, именно так. Она сказала: он поймет.

- Она в самом деле могла?

Суржиков помедлил с ответом. Родственно, этот парень действительно настроен миролюбиво. Что само по себе подозрительно. Любое неосторожное слово сейчас грозило обернуться пулей в лоб.

- Да, могла, - сказал он со вздохом. - Но не захотела. Может, смалодушничала. Не знаю.

- Какая же она после этого маньячка?

- Вот про это она, наверное, и хотела, чтобы ты знал.

Губин пялился на него бессмысленным, ненавидящим взглядом, потом отвернулся на миг. Будто кто-то его окликнул за оградой. Для Суржикова этого хватило, чтобы резко кувырнуться вперед, но бросок вышел глупым. Лбом он точно нарвался на упругий десантный ботинок Губина, и забавно было, что оказался в том же виде, в каком был, на корточках, но с оранжевыми звездами в глазах. Тупо крутнул башкой, стряхивая одурь.

- Мать бы постыдился, - брезгливо укорил Губин. - Что же вы никак не угомонитесь, паскуды?!

- А ты сам, ты-то сам не паскуда, да?! - разбитыми губами прошамкал Суржиков. - Чистенький, что ли?

- И сам я такой же, - горько согласился Губин. - Прощай, вояка! В другой раз попадешься, не помилую.

Исчез в мареве дождя, как смутное видение.

Суржыков обтер рукавом плаща одеревеневшую рожу.

- Видишь как, мама! - посетовал шутливо. - То я все бил, а то самому попало. Да больно-то как! Не горюй, мама, живой еще покамест твой Венечка. А подохну, скорее свидимся.

***

В сновидении пришел к нему отец, Петр Харитонович. Он был в полном полковничьем параде, с чистым лицом, неулыбчивый, строгий. "Возлежишь? - спросил издевательски. - А лежать некогда. Наших бьют!"

Видение было реальным, как все видения в северных широтах. Отца можно было потрогать, обнять - от его кожи тянуло теплом. "Кого это - наших?" - удивился Алеша.