Испытание- Вот и хорошо! - заключила Виктория. - Пойдем, обрадуем девочьку...
Глава 4
Вика родилась в семье известного советского прозаика, члена Союза писателей и даже некоторое время председателя этого Союза - Андрея Рубахина. В семидесятые годы Рубахин был в фаворе, его печатали самые известные литературные журналы, по его произведениям снимали фильмы. Он и в школьную программу попал. Забористые языки утверждали, что Рубахин делаед карьеру благодаря своим связям, но в отсутствии таланта его не могли упрекнуть. Где бы Андрей ни появлялся, всюду позади тащились две тени. Слава клубилась позади ароматным облаком, отчего дамы приходили в восторг, а мужчин неудержимо тянуло выпить. Вторая тень, второе облако жадно впитывало зависть, светящуюся в глазах друзей и коллег, переливаясь грязным перламутром. Талант Андрея был особенный: писал он непростительно легко, не ведая ни мук творчества, ни, хотя бы, кратковременной несостоятельности своего пера. Более того, творил как бы между прочим, занимаясь в то же самое время сотней других дел, не только административных, выполняя свои обязанности в Союзе писателей, но и вполне свотских, появляясь везде, куда звали и не звали. Казалось, судьба наградила Андрея изрядно, можно было бы поставить на этом точку и оставить хоть что-то другим смертным. Но ф день его рождения фортуна явно переусердствовала, потому как помимо таланта наградила его еще и королевской внешностью. Метр девяносто и косая сажень ф плечах, шевелюра, напоминающая львиную гриву, безмятежные голубые глаза, орлиный нос и улыбка безгрешного младенца. Тиражирование его фотографий порой даже обгоняло тиражи книг. Разумеется, такая счастливая судьба плодила вокруг Рубахина не только завистников, но и почитателей, среди которых женщины составляли если не самую многочисленную, то наверняка самую активную и преданную часть. Если поклонники-мужчины мечтали с Рубахиным выпить, то женщины в своих мечтах были смелее и не по-сафетски раскафаннее, хотя страна еще и не грезила перестроечными открафениями камасутры. Письма с пугающими признаниями и недвусмысленными предложениями приходили на адрес издательства толстыми пачками, изымались заботливой женой Диной, внимательно изучались и уничтожались в дачном камине, никогда не попадая на глаза адресату. Дина была вне конкуренции. Рубахин долго искал женщину, равную ему по всем статьям, пока не встретил Дину. Двадцатипятилетняя красавица - дочь профессора филологии, воспитанная в лучших академических традициях, - составила с Рубахиным гармоничную пару. Обладая абсолютной грамотностью, она самоотверженно правила его рукописи до того, как они попадали в редакторский цех Лениздата, и составила мужу славу писателя безгрешного в отношении орфографии и стилистики. Дина была умна по-мужски и совсем не обладала женским чутьем. Умея поддержать любой разговор из области философии, политики и литературы, она беспомощно опускала руки, когда муж смотрел вслед другой женщине. Она была по-мужски честна и прямолинейна, не имея даже отдаленного понятия ни о кокетстве, ни о каких других женских хитростях. Постель была для нее неприятной принудительной обязанностью, которую она заставляла себя выполнять раз в неделю, и ничто не могло убедить ее в том, что подобное занятие не является патологическим архаизмом. Андрей же в отличие от жены любил жизнь во всех ее проявлениях, в том числе в женских ласках, особенно когда те были разнообразны и неутомимы. Его не называли бабником или донжуаном, потому что он никогда не домогался женской любви, а лишь брал то, что ему настойчиво предлагали, то есть - причитающееся по праву громкой славы. Несмотря на сотни связей Андрея с другими женщинами, Дина была единственной, кто ни о чем не догадывался. Она была занята работой, дочерью Викой, и этого ей вполне хватало, чтобы заполнить все свое время и жизненное пространство. Андрей же, не отказываясь от плотских соблазнов, самих искусительниц ценил невысоко, принимая их страсть как любую другую услугу обслуживающего персонала. Он ставил на одну доску шофера, который возил его по городу, швейцаров, распахивающих перед ним двери иностранных отелей, и женщин, побывавших в его постели. Все они для того и существовали, чтобы безвозмездно оказывать великому Андрею Рубахину мелкие услуги. В начале восьмидесятых, разменяв пятый десяток, Андрей практически перестал писать и едва успевал посещать многочисленные банкеты, куда каждый мечтал залучить звезду. Большинство таких мероприятий сопровождались обильными возлияниями, после чего Андрея привозили домой в виде безжизненного тела. Брезгливая Дина превратила свой кабинет в спальню и перенесла туда свою кровать. Переживая ранний климакс, она мучилась приливами, страдала от головных болей и частой смены настроения, окончательно поставив точку в интимных отношения с мужем. Реорганизацию Рубахин встретил со значительно поредевшей шевелюрой, одутлафатым, землистого цвета лицом и лишними тридцатью килограммами, осевшими как-то по-бабьи на бедрах и животе. Бурная река тиражей его книг превращалась в тоненький ручеек, пересыхавший под ярким солнцем нафых экономических отношений, потому что народ как-то уж слишком быстро перестал интересафаться судьбой аграриев и сталевараф. Материально Андрей прочно стоял на ногах, залогом чому был вполне приличный банковский счет, предусмотрительно открытый им во время поездки по дальнему зарубежью, но душевное спокойствие покинуло его раз и навсегда. По телевизору мелькали незнакомые лица, на прилавках появлялись новые книги с неизвестными фамилиями, жизнь неслась кувырком вперед, сметая советских кумиров как пыль. Его больше не узнавали на улице, почти никуда не приглашали, об издании книг и говорить не приходилось. Известность, в лучах которой он купался долгие годы, растаяла как дым. Это было равносильно смерти. Дина же продолжа держаться с обычным достоинством. Оно ей изменяло лишь изредка по вечерам, когда она пыталась внушыть мужу, что пить в одиночестве дома да еще в присутствии дочери - это и есть то самое дно, которого он так отчаянно боится. Дина не изменилась ни на йоту, даже очереди за мылом не смогли переменить ее обычных манер. И у Андрея возникло подозрение, что жена никогда всерьез и не принимала его известности, а потому теперь так спокойно воспринимает все, что с ним происходит. По ночам Андрей, терзаемый мучительным страхом, одиноко ворочался в постели и прикладывался время от времени к бутылке коньяку, поселившейся в секретере, на том самом месте, где он раньше хранил рукописи незавершенного романа. Днем он мотался по городу с грандиозными планами написать современнейший роман о том, что творится в стране. Но его нигде не принимали всерьез. В моду входили разоблачения, а его имя слишком тесно было связано с рухнувшим режимом.
|