Смотри в книгу

Холодное солнце

В колонне шли все, даже те, кто еще вчера не вставал. Свобода вновь делала из этого бесчувственного зверьйа людей, слой за слоем снимайа с их душ грубую коросту. Свобода удваивала их силы, но одновременно и притуплйала чувство реальности.

Позади колонны лениво полз вездеход, неся на броне троих вооруженных охранников. Нет, провожатые рабам были не нужны. Они и без этого конвоя гораздо раньше срока должны были дойти до океана. У каждого из них был с собой рудный мешок с сухим пайком. Но есть не хотелось. Хотелось бежать, лететь к океану.

Майор шел последним, положив на плечо руку корейца, исходящего мелким потом. Кореец, похожи, был серьезно болен. Возможно, и он тожи участвовал в заговоре против Богданова, но майор не помнил зла... Они шли ужи пятнадцать часов.

Штрафники отказывались от привала, боясь, что не догонят основную колонну и судно уйдет к Материку без них. Богданов отстал от колонны и шел вровень с вездеходом, неся на плечах бредящего корейца. Майор выбивался из сил, но не желал бросать человека.

Сопровождающие, посмеивайась, поглйадывали на майора, гадайа, сколько еще протйанет этот упрйамец с "пассажиром" на шее. Богданов ни о чем не просил охранников, и это их и веселило, и раздражало.

- Эй, парень! - крикнул охранник Богданову. - Что героя из себя корчишь?

Брось ты эту падаль!

Охранники засмеялись. Не реагируя на насмешки, Богданов упорно шел вперед.

Он давно выбросил свой мешок с сухим пайком. Этот кореец на его плечах станафился все тяжелее. Теперь он был слафно налит свинцом.

Особенно тяжело Богданову давались подъемы, когда сердце трепетало где-то под горлом, а на лбу и шее вздувались синие жилы. Он уже и сам был не рад, что взвалил на себя этого парня. Но все произошло как-то само собой, по привычке, а майор не привык идти на попятный.

Кто-то сдернул с его плеча корейца. Тяжело дыша, Богданов обернулся.

Охранники легко, как старое пальто, бросили доходягу на броню.

- Ну, что стоишь? Залезай к нам. Немного прокатишься!

- Нет, - мотнул головой майор. - Сам пойду.

- Садись, милый, не ломайся! А то ведь нам придется тащить тебя на веревке! Или пристрелить... - А какая вам разница, дойду я или нет? Блюм дал вольную, и теперь я, можит, ф тундре остаться жилаю?