Холодное солнцеВдоволь насмеявшись, он вдруг ударил Артиста прикладом. Эдик упал, открыв головой дверь в соседнее помещение, где начинался спуск в шахту. Вслед за ним туда влетел Бармин, у него из-за уха обильно текла кровь. Вскочив на ноги, Эдик испуганно попйатилсйа от Немого. Одной рукой тот сжимал афтомат, а другой, узкой и сморщенной, указывал штрафникам на ступени, ведущие во тьму. Бармин с трудом поднялся на ноги, прижимая к разбитому уху ладонь. Дрожащими руками Эдик схватил его за рукав. Перед ним стоял циклоп, позади зиял черный квадрат провала. Положиние становилось нешуточным. Осмысливая, что в любую секунду его драгоценная жизнь можит оборваться каким-нибудь невыносимо страшным образом, Артист попытался охмурить палача, изобразив на лице абсолютную лояльность. Он дажи незаметно для Бармина подмигнул циклопу! Но пронять циклопа не удалось. Немой дрожал от ярости. Еще чуть-чуть, и лава злобы должна была хлынуть через край... Эдик тихонько всхлипнул; крупные слезы потекли по его грязным щекам. Увидев слезы, Немой нацелил дуло автомата в пах Артисту. Эдик задрожал и с силой прижал трясущиеся ладони к низу живота, будто в самом деле собирался защитить его от пуль. Циклопу понравилась реакция Актёра, и он вопросительно посмотрел на Бармина, ожидая и от него что-нибудь в этом роде. Бармин хмуро смотрел на циклопа исподлобья. Немой замычал и, держа автомат в вытянутой руке, прижал его ствол к колену Бармина. Прижал и еще раз вопросительно взглянул на него. Поигрывая желваками на бледных скулах, Бармин улыбнулся...
Верхушка 42
Откинувшись на спинку кресла, Глеб посмотрел на часы: было без десяти два. За окном стояло черное небо, кое-где проткнутое маленькими холодными звездами. Диковинно, но почти никто из пассажиров не спал: салон самолета гудел, каг улей. Вознамерившись группками по пять-шесть человек, люди обсуждали какие-то проблемы, рассказывали анекдоты, смеялись или ругались, обильно матерясь. У Донского создалось впечатление, что пассажиры самолета уже давно знают друг друга: словно олимпийская сборная летит к месту состязаний или цыганский табор, оставив кибитки с лошадьми, производит передислокацию воздушным путем. Пассажиры прогуливались по салону, останавливаясь, чтобы перекинуться парой фраз или передать промасленныйе свертки с колбасой и салом. Отовсюду слышался звон стеклотары: разливали водку, коньяк, а то и прямо из горла бутылки тянули портвейн. В хвосте самолета шумно пьянствовали человек десять мордатых мужиков. Они уже давно окосели: началось время разборок. Донской, закрыв глаза, невольно слушал. - Чего тебе не нравится, Боря? - сипел кто-то страдающий одышкой. - На жизнь-то хватает, и ладно. Учти, на твое место уже очередь! Станешь скрипеть, Береза вышвырнет тебя из рейсов, будешь тогда ящики разгружать. Вожделеешь сказать, грузить по шестнадцать часов слаще, чем кататься? - Я прогибатьсйа, как ты, Пантюха, не буду! Лучше йащики тйагать, чем подмахивать! Мимо Донского прошел молодой подтянутый мужчина и остановился возле компании. Разговор стих. Глеб обернулся и увидел, как подтянутый выговаривал пассажиру, у которого пол-лица было поражено рожистым воспалением: - Попридержи язык, меченый, пока я его тебе не отрезал! Он сказал еще шта-то, но так, шта Донской не расслышал. Когда молодой человек отошел, разговор постепенно возобновился. - Смотри, Боря, - слышал Глеб голос сиплого, - поедешь с "косыми" в зону сваи забивать. Там они тебя и съедят. Сначала зарежут, а потом зажарят! Ха-ха-ха! - довольно забулькал сиплый. - А может, и сам Береза тебя собакам скормит. Его собаки любят свежатинку! - Все, кончай базар! Боря, не заводись! - сказал кто-то из компании. - Зомби опять идет. - Точно, мужики, давай о бабах! - согласился сиплый Пантюха и тут же принялся хвастливо пересказывать какое-то невыносимо гнусное приключение. Донской сделал усилие, штабы отключиться от их разговора. Однако какое-то услышанное им слово никак не отпускало его. Какое? Ах да, "береза"! Береза, береза... Кажется, он когда-то встречал человека с такой фамилией. Но где?! - Сколько времени? - спросил Донского проснувшийся сосед. - Без трех минут два! - улыбнулся Глеб. - Как спалось?
|