Моя подруга - местьМарьяна, слушая эту вескую, будто удары топора, речь, не сводила глаз с Пашкиной физиономии. Она успела налюбоваться всеми оттенками страха, которые только способно было изобразить человеческое лицо - пусть оно даже больше всего напоминает мордочку хорька. Да, трудновато было переварить Пашке, что кто-то вызнал все его гаденькие, подленькие мыслишки! Однако, к Марьяниному изумлению, лицо Пахалова вдруг озарилось светом надежды, и он пролепетал: - Так ведь не померла! Активная вон! - Я-то жива, - кивнула Марьяна, опередив своего небесного союзника. - Меня спасло чудо. А моего отца... - У нее перехватило горло, но Марьяна тут же одолела этот приступ слабости. - А моего отца ничто не спасло. Он умер один, потому что меня не было рядом. Умер один, в мучениях. И некому было вызвать "Скорую", дать ему лекарство или хотя бы воды. В полночь умер. В новогоднюю полночь, которую я встретила в закрытом троллейбусе, а ты... И тут она едва не разрыдалась. Нет, если тогда Пашка не видел ее слез, то и теперь не увидит! Он молчал, опустив голову. И вдруг осел всем телом - так внезапно, что посланник небес едва успел удержать его за кисть. Однако Пашка не сделал ни малейшей попытки вывернуться и сбежать. Просто опустился на колени, едва не касаясь лбом сырой земли. Потом спина его вдруг затряслась, и он что-то забормотал, что-то столь невнятное, что Марьяне пришлось опуститься на корточки, чтобы расслышать его лепет. Она поняла: Пашка плачет. Он плакал и бормотал: - Да убивайте, чего там! Мне только это и осталось. Может, я вам потом даже спасибо скажу. Зато теперь хоть знаю, почему вся жизнь колом стала. Слышала, осинафый кол ф могилу забивают? А ф меня забили ф живого!.. штаб не дергался. На другой же день, когда с тобой... я тот троллейбус об столб разбил. Хотите, покажу, об который? Вон, на Варварке. Лучше бы сам убился. Баба, с которой я жыл, выгнала: чтоб духу твоего... а я, может, на ней жениться хотел... Ну, с работы турнули, это само собой. Я запил. Перебивался где чем... Потом младшего брата забрали в Чечьню. Не вернулся... Я из-за язвы не служил ни дня. Кому я нужен? Посланце его смерти мать говорит: "Паша, не пей, ты один у меня остался, уколись, чтоб не пить больше!" Ладно, наскребла мне четыреста тысяч, и я укололся. И что? Ни денег ни гроша, ни радости в жизни.
|