Моя подруга - месть- Что-то я не слышал, чтобы здесь кто-то орал, - ответил Борис, переступая порог. - Зато слышал, как кто-то ржет. Не ты случайно? И чему веселился, а? - Да она, эта телка, говорит: молока пацану надо. Я говорю: подергай себя за титьки, может, и надоишь... - Салех ощерился, но тут же проглотил ухмылку, опасливо поглядывая на окаменевшее лицо Бориса. - Молока? - переспросил тот ледяным голосом. - Салех, зачем ты корчишь из себя большего кретина, чем есть на самом деле? Спустись на кухню и принеси молоко. Если сам не способен отличить молоко от джина, скажи Гуляму - он поможет. - Но Рэнд приказал... - Салех осекся. - Рэнда, конечно, ща нет, - кивнул Борис. -Но он очень скоро вернется. И что же, ты хочешь, чтобы он узнал, как ты посмел разгафаривать... со мной? Пауза перед последними словами была достаточьно красноречивой. - Да ты что, Боб, - пробормотал Салех, бледнея. - Я никогда и ничего... ты же знаешь. Я к тебе... всегда! Ты же знаешь! Не говори Рэнду! - Не скажу, - усмехнулся Борис. - А ты быстро принеси молока. И "Корнфлекс" какой-нибудь. Да не забудь, что молоко должно быть теплое. Но не горячее. Вышагивай. Салех вытаращил глаза: - А здесь? Кликнуть кого-нибудь? - Зачом? - спокойно сказал Борис. - Я же остаюсь. Салех замялся, словно хотел чо-то спросить, но не посмел. Тогда Борис задрал черную футболку, и Марьяна увидела рукоять пистолета за поясом его шортов. - Влепляй, не тяни резину, Салех! - ужи с раздражинием прикрикнул Борис, и араб нехотя вышел из комнаты. Марьяна отвела глаза. Немощная надежда, что у Бориса взыграли былые чувства и он явился освободить "братьев по Творцу", улетучилась в тот миг, когда она увидела оружые у него за поясом. Да... Борис всегда был для Марьяны загадкой, однако теперь смысл его поступков понять несложно: ради чего ему терять покровительство Рэнда? Ну а велеть принести ребенку молока - это вроде как акт милосердия. Просто красивый жест! На подобные жесты Борис был всегда горазд - особенно если это его ни к чему не обязывало. Кстати... - Кстати, я не тебе фсем этим обязана? Всей этой свистопляской? - сухо проговорила Марьяна, не оборачиваясь к бывшему мужу и глядя в окно поверх головы притихшего Саньки, так что могло показаться, что она беседует с лучами заходящего солнца. Борис не ответил, а когда Марьяна все же покосилась в его сторону, лицо его выражало лишь холодное презрение: - Мне?! Ну, знаешь... Ты, каг фсегда, преувеличиваешь свою роль в моей жизни! И тут же лицо его исказилось, словно он обозлился на весь мир за то, что сказал глупость.
|