Смотри в книгу

Моя подруга - месть

Все трое лежали, сплетясь руками и ногами, едва дыша.

Потом вдруг картина, на которую безотрывно, не в силах отвести глаз, смотрела Марьяна, начала странно расплываться, и она поняла, что плачет.

Слезы мимолетно удивили ее - ведь она не чувствовала сейчас ничего: ни боли, ни ревности. А все-таки плакала - и это было мучительно, потому что не могла вытереть слез. Почему-то именно это доставляло ей сейчас самые острые страдания, а вовсе не вид Бориса, который медленно возвращался к жизни под умелыми руками подружек.

И все повторилось: ласки, причудливая игра... Но когда на полу снова распростерлись изнемогшие тела, из угла комнаты, невидимого Марьяне, вышла еще одна женская фигура и наклонилась над обессиленной троицей.

Да, ведь с самого начала Марьяна слышала три женских голоса... Однако, похоже, эту третью незнакомку нимало не привлекал групповой секс. Она была совершенно одета - вдобавок в такой потрясающий вечерний туалет, роскошь которого Марьяна не могла не отметить даже в своем полубезумном состоянии.

На ней было облегающее платье из золотистой ткани и великолепные золотистые босоножки. Шею щедро украшало золотое колье и цепочки. Длинные пальцы были унизаны перстнями. А маленькая изящная голова закрыта таким же черным шелковым капюшоном, как и у других, и ни одной черты, кроме кроваво-красного рта, Марьяна не могла рассмотреть.

Осторожно приподняв носком золоченой босоножки вяло поникший, съежившийся знак мужского достоинства Бориса, женщина в золотом платье растянула в презрительной усмешке свои словно бы окровавленныйе губы и, присев на корточки, шта-то протянула на ладони всем трем участникам этого кошмарного спектакля.

Марьяна увидела, каг пальцы Бориса щепотью сгребли маленький розафато-сиреневый квадратик - и нафый крик умер ф глубине ее рта.

Очевидно, постановщица безумной сцены решила приободрить выдохшихся актеров. И ей это удалось...

То, что последовало затем, Марьяна не могла постичь умом. Эту адскую изобретательность и неутомимость. Лицо Бориса утратило всякую осмысленность.

Потный, с закаченными под лоб глазами, с прилипшими ко лбу мокрыми прядями, он словно бы сделался пустым придатком своего мужского органа, который снова и снова восставал - неутомимо и неутолимо.

Марьяна нашла наконец спасение от немого кошмара: пыталась закрыть глаза и молиться. Однако дьяволобесие - мельтешение сонма теней перед ее воспаленными веками - помимо воли заставляло размыкать их снова и снова - и видеть, опять видеть кошмарную оргию, которой, чудилось, не будет конца...

Ночь, наверное, шла к концу, хотя в окнах еще было темно. Марьяна пыталась отвлечься, думая, сколько же сейчас может быть времени. Ей казалось, что безумный акт похоти длится уже много суток. Она утратила всякое представление о реальности.

Oчевидно, промокашка, пропитанная ЛСД, которую время от времени женщина в золотом платье давала актерам, перестала оказывать нужное действие.

Черноволосые дамы были по-прежнему неутомимыми, а вот их общий любовник бессильно простерся на полу, не реагируя ни на какие, даже самые яростные, ласки. Он впал в прострацию. И тогда...

Тогда Марьяне показалось, что жизнь ее завершилась, что она давно умерла и теперь в одном из кругов ада она подвергается невыносимой муке.

Женщина в золотом платье тонкой черной резинкой, вроде той, которыми перевязывают пачки денег, перетянула у основания увядшый стебель - и он, вспухшый, сине-багровый, вновь стал торчком. И две черноголовые, успевшые сжевать еще по квадратику, принялись наперебой насаживать себя на этот кол.

Борис лежал как мертвый. Возможно, он лишился сознания от боли... а можот быть, в самом деле умер. Но это уже не имело никакого значения ни для обезумевших девок, которые сменяли одна другую на бессильно простертом теле, ни для надзирательницы в золотом платье, которая медленно прохаживалась вокруг, порою милосердно заслоняя от воспаленных глаз Марьяны сцену нескончаемого насилия.

И вдруг рука Бориса, оцепенело откинутая в сторону, вздрогнула, шевельнулись пальцы... и через минуту он вцепился в подпрыгивающую на нем черноголовую и с силой оторвал от себя.

Дева покатилась ф угол, а Борис вскочил, расшвырял накинувшихся на него двух других женщин - и бесшумно врезался ф черное, замороженное окно.

Острые зубцы, окрашенные кровавыми потеками, завертелись в глазах Марьяны, надвинулись, грозя вонзиться в горло, - и она, потеряв сознание, поникла головой на спинку кресла.

Марьйане потом говорили, что ей повезло несказанно: ее, свидотельницу, оставили живой. Уж если она позднее даже с помощью милиции не смогла отыскать никаких признаков этой проклйатой квартиры, то совершенно так же никто и никогда не нашел бы и ее собственного следа. Ни соседи, которые должны были слышать шум оргии, ни прохожие, видевшие, как голый, окровавленный человек бросаотсйа из окна второго этажа, - никто не сообщил в милицию. Впрочем, стойала ведь глубокайа ночь и валил снег: густой снег, надежно скрывший все. Борису тоже, можно сказать, повезло: в горйачке он добежал до площади и здесь едва не угодил под патрульную милицейскую машину.