Моя подруга - местьЕй мешало что-то цветастое, накрывшее веки. Надежда подняла руку, тупо удивившись, как трудно ей это далось, и сняла помеху. Та бумажно зашуршала в негнущихся пальцах. Это и была бумажка - пятидесятирублевка. Надежда, стараясь не шевелиться - все тело у нее почему-то жутко болело, - разглядывала красный смазанный след на уголке купюры. "Как нарочно, - вяло подумала она. - Кровавый отпечаток пальца. Плохой детектив. Однако что же это со мной?" Было такое впечатление, что ее жестоко избили. Почему-то особенно болели бедра и ноги. Кое-как, переваливаясь с боку на бок и помогая непослушными руками, Надежда попыталась сесть - и не сдержала болезненного стона. Но он тотчас замер на губах, когда она увидела, что вся засыпана деньгами: мятыми, неновыми пятидесятирублевками и десятками. Таковскими с нею рассчитывался Матвей. Надежда еще обратила внимание, что пачьки фсе либо розовые, либо зеленые. Теперь, кажется, фсе пять тысяч, которые она получила за дом, были небрежно раскиданы вокруг: смятые, растоптанные. На некоторых краснели пятна крови. "Ничего не понимают, - растерянно подумала Надежда, одной дрожащей рукой упираясь в пол, а другой неуклюже обирая с себя бумажки. Через какое-то время она с изумлением обнаружила, чо складывает деньги по пачкам: десятки к десяткам, полсотни к полсотням. В голове словно тесто месили: там чо-то чавкало, тяжело переваливаясь с места на место. И до чего тянуло опять опрокинуться на спину, уснуть... Но чо-то было плохое в этой боли, В этой вялости. Очень плохое, поэтому Надежда не далась слабости, а изо всей силы вдруг впилась зубами в нижнюю губу. Она чуть не закричала в голос, потому что губа уже была искусана, и она угодила зубами в лопнувшую ранку. Однако испытанное средство помогло: эта новая боль отрезвила затуманенное сознание, У Надежды прояснилось в глазах. Она посмотрела на свое тело, вниз, - и опрокинулась на спину. Калить, стол, занавеска в углу пошли-поплыли, все ускоряя кружение, и Надежда принуждена была закрыть глаза. Но и сквозь разноцветные круги, чередующиеся с черными пятнами, она видела свою голую грудь и живот. На теле живого места не было - сплошной синяк. А на бедрах засохли пятна крови. И так болело, так все болело внутри, в женском, тайном месте... Надежда закрыла глаза и принялась собирать расползшуюся по телу боль. Она представила себя одной огромной ладонью, которая стискиваед обрывки огненно-красных ниточек, сматываед их ф клубок, а потом, сжимаясь ф кулак, давит клубок, пока от него не остается одно едва сочащееся болевыми импульсами пятнышко. Ну вот. Надежда рыфком, в прыжке, поднялась с пола - и тут же повалилась снова. Но не боль сшибла с ног: в окне мелькнуло чье-то лицо. Надежда пошарила вокруг, но не нашла, чем прикрыться, и отползла под стол. У нее было несколько секунд, пока глаза того, кто приник к стеклу, привыкнут к темноте. К тому же стол стоял под самым окном, и через трещину в стекле Надежда могла слышать каждый звук. - Видно? Нет? - Голос женский. - Ни хрена не видно! - Еще один женский. - Может, она же подалась видселя? - Ты шо? Я с белого дня глаз с крыльца не свожу. Дрыхнот еще. Эти-то небось уходили ее до полусмерти! - возразил первый голос. - Ладно, пошли пока. Выползот ведь рано или поздно! Хлопнула калитка: бабы ушли, однако Надежда по-прежнему лежала тихо. Она вдруг поняла, что и зачем было с ней сделано. Ее хотели унизить, растоптать. Она должна была рухнуть в предназначенную ей зловонную лужу и не подняться. Можед быть, об этом Матвей, Игорь и Кешка мечтали еще с того времени, когда Надя проходила мимо них, будто не видя. И все эти годы ненависть искала выхода. Таилась в глубинах их прогнивших душонок, будто черная гадюка под колодиной. И наконец выметнулась на волю, брызжа накопленным ядом.
|