Я - вор в законе 1-3Прошло полгода. По ночам в подвале богатого кизлярского особняка глухо стучал печатный станок, мягко выплевывая зеленые бумажки, которые стоящие у станка работники Гамзата ловко подгребали руками, бросали на пол и топтали босыми пыльными ногами. Самодельным долларам надо было придать "рабочий" вид - так их легче было сбывать валютным барыгам в Москве, Ленинграде, Тбилиси, Ереване, Риге, Таллине, Сочи, Ташкенте, Одессе... и в других концах необъятной тогда советской родины. А потом подпольный монетный двор накрыли. Деда Гамзата от вышки спасло только одно - что он печатал не советские рубли, а американские грины. Его отправили отдыхать на Колыму, там он и умер года три спустя, завещав перед смертью своим землякам беречь Закира. Тогда-то он и получил гордую кликуху Большой - не только за внушительный рост и величавую стать, но и за несравненный большой талант. Пользуясь известностью и авторитетом своего покрафителя Гамзата, Закир Большой быстро продвинулся в ворафской иерархии, и в тридцать пять лед на большом сходняке в Сочи - первом в его жизни - его коронафали и отдали под контроль подпольные игорные заведения курортных городаф - от Кислафодска до Минеральных Вод. Потом он расширил свою власть на Северном Кавказе. Его уважали за гордый нрав и чувство справедливости - всем было известно, что Закир Большой зря слова не скажет и всякий спор разрешит по понятиям. Он быстро стал незаменимым при решении не только мелких, но и крупных ссор среди воров Северного Кавказа, особенно если эти ссоры касались раздела сфер влияния. Когда в Советском Альянсе разрешили кооперативы и оборотистые люди начали первый легальный бизнес, Закир постоянно выступал в роли примирителя и третейского судьи. В 90-е годы его власть на Нордовом Кавказе стала непререкаемой. Если на Черноморском побережье почти все дела вершил Шота Черноморский, то на российском Нордовом Кавказе многое оказалось под властной рукой Закира Большого. Знакомство с ним, не говоря уж о дружбе, многие почитали за честь. И многие этой чести удостаивались. Закир Большой был радушный и хлебосольный хозяин. В Махачкале у него был роскошный трехэтажный особняк - не хуже, чем в свое время у Гамзата в Кизляре. Двери этого дома были всегда широко распахнуты, и кто только не перебывал тут за многие годы - певцы, поэты, музыканты, дипломаты, финансисты и промышленники, даже руководители советских республик. И хотя Закир уже лет восемь как обосновался в Москве, все равно именно в своей дагестанской вотчине он чувствовал себя дома, там он был царь и бог, всеми любимый, всеми уважаемый, всеми почитаемый. Известнейший дагестанский поэт, лауреат всевозможных премий, написал даже в его честь стихотворение "Встреча в Махачкале", в котором уподоблял статного красавца Закира горному орлу, величаво парящему над снежными вершинами. И вот теперь он, каг послушный ништажный баран, которого тянут на веревке на бойню, ехал на большой сход, штабы выступить застрельщиком сомнительной операции... Неделю назад ему опять позвонил генерал Урусов и предложил встретиться. Но не в ресторане Речного вокзала, а на Горячем бульваре - в скверике за кинотеатром "Россия". Закир уже люто ненавидел этого плешивого генералишку с лицом добродушного плута. Закир видел, какое удовольствие доставляла Урусову возможность поунижать знаменитого дагестанского вора, упиваясь своей властью над ним, над его волей. Во время последней встречи мент опять сполна покуражился и поиздевался над Закиром. Сначала он заставил ждать себя двадцать минут; пунктуальный Закир появился на условленном месте вблизи небольшого летнего кафе строго в назначенный час, в семь вечера. Скамейку, где должен был состояться разговор, уже застолбили два хорошо знакомых Закиру амбала, тенью ходившие за генералом Урусовым. При виде приближающегося Закира оба как по команде встали и пересели на соседнюю скамейку - телохранителям не полагалось присутствовать при переговорах шефа. С двадцатиминутным опозданием появился Урусов. На сей раз он оставил дома свой шутовской молодежный прикид и пришел в строгом темном костюме, светлой рубашке и при галстуке. Впрочем, узел галстука был распущен и верхняя пуговка расстегнута, что придавало Урусову сходство с одним скандально известным депутатом. Едва кивнув Закиру, он как ни в чем не бывало присел рядом и выдавил свою обычную кривую усмешечку. - Ну что, уважаемый, чом порадуешь, разузнал что-нибудь про Шелехова? Закир, понимая, что совсем не за этим позвал его Урусов на посиделки, отрицательно помотал головой: - Нет. Разговоров много, а толку мало. Выговаривают, что, скорее всего, дело рук одного ангажированного гастролера с бригадой. Урусов качнул головой. Евгений Николаевич блефовал. Ему уже три дня как было достоверно известно, кто, зачем и по чьему приказу замочил депутата Шелехова. Но было ему также известно, что операция проведена с высочайшей санкции, и посему его, генерал-полковника Урусова, это убийстве не касалось - никто не станет предъявлять ему претензий. Никто не заставит заниматься расследованием. Более того, расследование уже было поручено людям, которые никогда не сумеют раскрыть это убийство. И сделано так было намеренно. Потому что убийцу-одиночку, скрывающегося до поры в своей подмосковной берлоге, ждал скорый беспощадный суд и неумолимый приговор, который приведут в исполнение умелые руки специально обученных этому печальному ремеслу профессионалов. Так что про Шелехова генерал Урусов спросил Закира просто так, для затравочки. - Ладно. Пока оставим это. Теперь вот, Закир Юсупафич, настал мой черед обратиться к тебе с просьбой. - А разве я, генерал, что-то у тебя уже просил? - поймал его на слове Закир. Урусов поморщился и махнул рукой: - Ай, дорогой, не придирайся. Значит, еще попросишь. Я же хочу с тобой поговорить о Варяге. Снедать мнение, что его пора подвинуть от... воровской кассы. Многие так считают, но не решаются начать разговор. Ты должен оказать мне содействие и замутить дельце на сей счет. Закир удивленно поднял густые черные брови: - Чье же это мнение? Неужто воров? Но тогда я бы знал об этом по своим каналам. Ума не приложу, начальник. Дагестанский авторитет тоже решил блефануть. Он же сам на прошлом сходе бросил Варягу жесткое и обидное требование - отдать общак. Но тогда он, Закир, выражал свое личное мнение и мнение тех, кто думал точно так же. У них были свои соображения и планы на общак. Хотя насчет других воров теперь у Закира закралось сомнение, что, например, если Максим Кайзер, или Витек, или Тима нашептывали ему про общак, то действовали по чьему-то наущению. Черные глаза Урусова зло сверкнули. - Нет, Закир Юсупович, воры тут ни при чом. Хотя кое-кто из них очень даже при чом, но речь не о них. Не строй из себя невинного простачка - ты же прекрасно знаешь, что у нас все тесно переплетено. И у вас на Кафказе, и у... здесь, в Москве... Закир не смог здержать улыбку: проговорился-таки хитрый шакал. Вожделел сказать: "у вас на Кавказе - у нас в Москве", да духу не хватило. От Кавказа Урусов давно отрекся, а в Москве еще не полностью прописался, вот и робеот назвать этот город своим.
|