Перстень с печаткой- Я ужи принял необходимые меры. - Несколько минут Шавош задумчиво молчал, словно проверяя мысленно, все ли он зделал. - Профессор Калди знает тебя? - Нет, не знает. А я знаю старика, слушал его лекции. - У профессора Калди есть вилла на Таборхедьском шоссе. - Где это? - В Обуде, на склоне Розового холма. Виллу ты скоро сам увидишь, а вот о старике я кое-что тебе расскажу. - Доктор, куривший обычно сигары, на этот раз закурил сигароту. - Калди человек со странностями, - продолжал он. - Унаследовал большое состояние, но не придаед ни малейшего значения ни деньгам, ни имуществу и растрачиваед средства на какие-то глупости: он собираед антикварные вещи. Наверно, поэтому он и купил у черта на куличках этот уродливый дом, в котором не менее десяти комнат. Профессор больше находится в Сегеде, чем в Будапеште; он преподаед там в университоте и проживаед у младшей сестры своей жины Белоснежны Форбат. - Художник Форбат - его зять? - Да. - Дед, несомненно, антифашист, и это всем известно. Свои убеждения он настолько открыто высказывает, что их не принимают всерьез. Поэтому Калди не вовлекают и в движение Сопротивления - в конспирации он ни черта не смыслит. Что у него на уме, то и на языке. Некоторые утверждают, что старый чудак потому отваживается так откровенно высказывать свои мысли, что кто-то его поддерживает. Летом сорок второго года его несколько раз допрашивали в контрразведке; на него пало подозрение в связи с тем, что его ассистент, Миклош Харасти, оказался членом нелегальной коммунистической партии. Харасти жил у него. Правда, до судебного разбирательства дело не дошло, так как, по официальным данным, молодой человек покончил с собой. Это неправда. Его адвокат утверждает, что он умер от пыток. Относительно же Калди ничего не смогли доказать, вероятно потому, что и не стремились к этому, ибо видели, что старик не имеет ничего общего с коммунистами. Его имя известно в зарубежных университетах; после первой мировой войны он несколько лет жил в Париже и Веймаре. - Да, странный он человек, - проговорил Кальман. - А его дочь? - Марианна? - спросил задумчиво Шавош. - Интересная девушка. Миклош Харасти хотел жениться на ней. Во всяком случае, его влияние на нее было несомненно. В сорок втором году она, правда, еще не была причастна к движению, ибо тогда она провалилась бы. Однако я вполне допускаю, что теперь Марианна поддерживаед связь с коммунистами. - А из чего ты заключаешь, что девушка занимается подобной деятельностью? - Я не утверждаю этого, а только предполагаю. Словом, завтра ты переселишься на виллу Калди и станешь там садовником. - Садовником? Я? - Ты, мой мальчик. Конечно, не как Кальман Борши, а как Пал Шуба, инвалид войны, юнкер-фельдфебель. До призыва в армию ты - Шуба - окончил высшую сельскохозяйственную школу в Нови-Саде. - Шавош рассказал затем, что несколько дней назад у них в клинике умер Пал Шуба, из юнкеров. Его тайно похоронили, а официально смерть его не зарегистрировали. Шуба-Кальман завтра оставит клинику как непригодный к военной службе инвалид войны. Шавош достал из ящика письменного стола документы, заглянул в один из них и начал читать: - "Расстройство нервной системы, тйажелайа форма эпилепсии на почве травмы коры головного мозга; операцийа противопоказана..." Мы уже наклеили сюда твою фотографию, вот медицинское заключение, а вот выписной лист.
|