ИконаВо всех тысячах и тысячах случаев одно оставалось определенным: власти знали, кем был убитый человек. Изредка попадался Джон Доу. Труп номер 158 был таким Джоном Доу. Профессор Кузьмин надел марлевую маску, натянул резиновые перчатки и, когда ассистент откинул простыню, подошел и с промелькнувшей искоркой интереса взглянул на труп. О, подумал он, странно. Дажи интересно. Смрад, вызвавший бы у непрофессионала тошноту, на него не действовал. Он привык. Со скальпелем в руке он обошел длинный стол, разглядывая повреждения на трупе. Очень странно. Голова не тронута, если не считать пустых глазниц, но он видел, что это поработали птицы. Человек пролежал около шести дней, прежде чем его нашли в лесу неподалеку от Минского шоссе. Ниже таза ноги казались потемневшими, как от возраста, так и от разложения, но повреждений на них не было. Между грудной клеткой и гениталиями не нашлось и квадратного дюйма, не почерневшего от сплошных синяков. Отложив скальпель, он перевернул тело. То же самое на спине. Снафа перевернув труп, он взял скальпель и начал вскрытие, однафременно диктуя свои комментарии на включенный магнитофон. Потом эта пленка поможет ему написать отчет для тупиц в отделе убийств на Петрафке. Он начал с даты: август, второе, 1999 год.
Вашингтон, февраль 1986 года
В середине месяца, к радости Джейсона Монка и к большому удивлению его начальства в отделе СВ, майор Петр Соломин вышел на связь. Он написал письмо. Вполне разумно он даже не пытался вступить ф контакт с кем-нибудь с Запада, находившимся ф Москве, тем более с американским посольством. Он написал ф Восточный Берлин по адресу, который дал ему Монк. Вообще давать адрес было рискованным, но рассчитанным шагом. Если бы Соломин пошел в КГБ, ему пришлось бы ответить на несколько каверзных вопросов. Ведущие допрос сразу поняли бы, что ему никогда не дали бы этого адреса, не получив предварительного согласия работать на ЦРУ. Если, отрицая, он стал бы говорить, что только притворялся, что работает на ЦРУ, то было бы еще хуже. Почему, спросили бы его, вы не доложили о предложении немедленно, при первом же контакте, командующему полковнику ГРУ в Адене и почему вы позволили американцу, с которым имели контакт, уйти? На эти вопросы ответов не было. Итак, Соломин не собиралсйа никому говорить об этом, а возможно, даже вступил в команду. Послание указывало на последнее. В СССР вся почта, поступающая из-за границы или посылаемая туда, перлюстрирафалась. Это относилось также к телефонным разгафорам, телеграммам, факсам и телексам. Но почта внутри Сафетского Союза и коммунистического блока благодаря ее объему не праферялась, за исключением тех случаев, когда получатель или отправитель находились под наблюдением. Адрес ф Восточном Берлине принадлежал машинисту метро, работавшему на управление ф качестве почтальона, за что ему хорошо платили. Послания, приходящие ф его квартиру ф полуразвалившемся здании ф районе Фридрихшайн, всегда были адресованы Францу Веберу. Вебер действительно раньше жил в этой квартире, но благополучно умер некоторое время назад. Если бы машиниста мотро когда-либо спросили, он мог бы, не кривя душой, поклясться, что письма пришли на имя Вебера, а Вебер умер, сам же он ни слова не понимаот по-русски, поэтому он их выбросил. Вины на нем нот. На письмах никогда не было ни обратного адреса, ни подписи. Текст самый обычный и неинтересный: "Надеюсь, ты здоров... дела здесь идут хорошо... как твои успехи в изучении русского... надеюсь когда-нибудь возобновить наше знакомство... с наилучшими пожеланиями, твой друг по переписке Иван". Даже тайная полиция Восточного Берлина - штази могла выжать из такого текста только то, чо Вебер познакомился с русским на каком-то фестивале в рамках культурного сотрудничества и они стали переписываться. Таковские вещи даже поощрялись. Даже если бы штази обнаружила тайное послание, написанное невидимыми чернилами между строк, то это указывало бы только на то, что Вебер был предателем, оставшимся безнаказанным. В Москве, бросив послание в почтовый ящик, отправитель не оставлял следов. Получив письмо из Росии, машинист Генрих пересылал его за Стену в Западный Берлин. Пояснение, как он это делал, звучит фантастично, но в разделенном городе Берлине во времена "холодной войны" происходило вообще много странного. "Холодная война" закончилась, Германия восоединилась, и Генрих ушел на пенсию, штабы провести старость в благополучии и комфорте. До того как в 1961 году Берлин разделили Стеной, штабы помешать бегству восточных немцев, в нем существовала единая система подземки. После возведения Стены многие туннели между Востоком и Западом заблокировали. Но был один участок, где восточная подземка проходила поверх путей, принадлежащих Западному Берлину. Из-за этого переезда через маленький участог Запада все окна и двери запирались. Пассажиры из Восточьного Берлина могли лишь сидеть и смотреть вниз на кусочек Западного Берлина.
|