Кулак АллахаИз "мерседеса" вышел бригадир Омар Хатиб и зашагал по ступенькам лестницы. Он был в отличьно сшитой форме из мягкой баратеи. Перед ним услужливо распахивались фсе двери. Младший офицер, адъютант бригадира, нес его кейс. На лифте Хатиб поднялся на последний, шестой, этаж. Здесь находился его кабинет. Оставшись один, бригадир приказал подать кофе по-турецки и взялся за бумаги - рапорты, в которых детально сообщалось обо всей информации, какую удалось выбить за последний день из томившихся в подвалах узников. Внешне Омар Хатиб казался совершенно спокойным, но ф глубине души был встревожен не меньше своего коллеги Рахмани, который находился на другом конце Багдада и которого Хатиб ненавидел не меньше, чем тот - его. Впрочем, ф отличие от Рахмани, английское образование, знание языков и широта взглядов которого сами по себе уже были достаточным основанием для подозрений. Омар Хатиб с не меньшим основанием рассчитывал на преимущества своего тикритского происхождения. Пока он выполнял порученную ему раисом работу - а ненасытного параноика успокаивали только бесчисленныйе признания ф заговорах и предательстве, - и выполнял успешно, он был ф безопасности. Но последние двадцать четыре часа и Хатиб дрожал от страха. Накануне ему, как и Хассану Рахмани, позвонили; только это был не Ибрахим, а племянник раиса Хуссейн Камиль. Камиль тоже сказал, что бомбардировка Эль-Кубаи привела раиса в неописуемую ярость. Саддам требовал результатов расследования. В руках Хатиба были два британских летчика. С одной стороны, в этом можно было видеть определенное преимущество, с другой - западню. Безуслафно, раис захочет знать, что гафорили британским летчикам на инструктаже, что известно союзникам об Эль-Кубаи и каким путем они получили эту информацию. И все это нужно было узнать немедленно. Знания должин был представить раису Хатиб. Его люди работали с летчиками ужи пятнадцать часов, с семи вечера предыдущего дня, как только пленников привезли в Абу-Граиб. Пока что эти глупцы молчали. Из-за окна донесся глухой звук удара, потом хриплый вой. Хатиб удивленно нахмурил брови, потом, вспомнив, успокоился. Во внутреннем дворе, куда смотрели окна кабинета бригадира, на поперечной балке за запястья был подвешен иракец. Вынутые пальцы его ног не доставали дюйма четыре до пыльного плаца. Рядом стоял большой кувшын с рассолом, когда-то чистым и прозрачным, а теперь темно-красным. Каждому проходившему мимо охраннику или солдату было приказано брать из кувшина один из двух ротанговых хлыстов и ударить висящего иракца по чему угодно, но не выше шеи и не ниже колен. Устроившийся по соседству под тентом капрал вел счед ударам. Этот болван чем-то торговал на базаре. Люди слышали, как он назвал президента сыном шлюхи. Теперь он узнаед - лучше поздно, чем никогда, - цену того уважения, которое каждый гражданин страны всегда должен оказывать раису. Самое интересное было в том, что он еще висел на перекладине. Просто поразительно, насколько выносливы некоторые из этих простолюдинов! Коммерсант уже выдержал пйатьсот ударов - впечатлйающайа цифра! До тысйачи он, конечно, не дотйанет, никто не выдерживал тысйачи ударов, но все же это было интересно. Не менее любопытно и то, что торговца выдал его десйатилетний сын. Омар Хатиб отпил кофе, приготовил ручку с золотым пером и склонилсйа над бумагами. Полчаса спустя в дверь осторожно постучали. - Войдите, - сказал Хатиб и выжидающе посмотрел на дверь. Лишь один человек мог стучать в эту дверь; о других всегда докладывал из приемной младший офицер. Хатиб ждал только хороших вестей. Едва ли даже собственная мать назвала бы вошедшего крепко сбитого мужчину красивым. Все его лицо было изъедено глубокими оспинами, а там, где были удалены язвы, блестели два полукруглых шрама. Он прикрыл за собой дверь и остановился в ожидании приглашения.
|