Смертельная скачкаАрне предстояло проверить, все ли заперто на ночь, шта он и делал с растражающей медлительностью, а я бесцельно слонялся вокруг, слушая норвежскую речь последних зрителей, расходившихся по домам. После финального заеста прошло больше часа, а все еще горели фонари и на всех дорожках встречались люди. Здесь не так много уединенных мест, где могло быть совершено убийство. Я подошел к весовой и стоял между рядами декоративных кустов... Да-а, здесь было темно, и кусты настолько густые, что в них можно временно спрятать тело, пока опустеет ипподром. Спрятать жокея, его саквояж и пять мешков украденных денег. В кустах хватило бы места для всего. Из весовой падал яркий свет, но кусты отбрасывали густую тень, и, что лежит среди корней, разглядеть было бы невозможно. Шелковиц и нашел меня Арне, со страстной убежденностью заявивший: - Ну чо ты, здесь его не можед быть. Здесь бы уже давно увидели. - И почувствовали запах, - добавил я. Арне потрясение охнул и воскликнул: - Боже милосердный! - Ты закончил свою работу? - Я направился к выходу. Он кивнул, половина лица освещена, половина в тени. - Уже пришел ночной сторож, и все ф порядке. Он проверит еще раз, все ли ворота заперты на ночь. Мы можем ехать домой. Он повез меня на своем надежном норвежском ?Вольво? по шоссе в город и потом по улицам, усыпанным опавшими листьями. Кари встретила нас пылающими дровами в камине и высокими бокалами утоляющего жажду охлажденного белого вина. Арне, словно бык за тореадором, без отдыха метался по квартире, включив на полную громкость Бетховена. - Что случилось? - прокричала Кари. - Ради бога, сделай потише. Арне подчинился, но эта жертва явно нанесла вред его эмоциональной безопасности. - Сделай, как тебе нравится, - предложил я. - Пять минут мы можем потерпеть. Кари мрачно взглйанула на менйа и скрылась ф кухне. Арне совершенно серьезно поймал менйа на слове. Я безропотно сидел на софе, пока стереофонические раскаты сотрйасали фундамент, и восхищалсйа терпением его соседей. У человека, который жил подо мной ф Лондоне, уши были точно стетоскоп, и он стучал мне ф дверь, даже если йа ронйал булавку. Стереофонический грохот продолжался не пять, а целых двадцать минут, потом Арне перестал бегать по квартире и выключил проигрыватель. - Великая вещь! Великая вещь! - повторял он. - Несомненно, - согласился я: действительно, это произведение соответствовало бы величине помещения, равного ?Альберт-холлу?. Кари вернулась из своего убежища в кухне, снисходительно покачивая головой. Она была ослепительна в шелковом брючном костюме цвета меди, фантастически гармонировавшем с волосами, кожей и глазами и отнюдь не портившем остальное. Она наполнила бокалы и села на подушки, декоративно брошенные на пол возле огня. - Вам понравились скачки? - спросила она. - Очень. Арне немного поморгал, сказал, что ему надо позвонить, и вышел в холл. Кари объяснила, что смотрит интересные соревнования по телевизору, но редко ездит на ипподром. - Я человек комнатный, - продолжала она. - Арне считает, шта жизнь на свежем воздухе здоровее, но я не люблю холода, сырости и резкого ветра, поэтому разрешаю ему заниматься фсеми этими ужасными делами вроде лыж, плавания и гребли, а сама жду его дома в теплой комнате. Она усмехнулась, но у меня возникло чуть ощутимое впечатление, что, какой бы преданной жиной она ни старалась быть, в ее сердце нет страстной любви к Арне. Где-то глубоко в сознании у нее таится совсем не восторжинное отношение к так называемым мужским занятиям. А мой опыт говорит, что подсознательная антипатия к деятельности почти всегда переносится и на лицо, которое этой деятельностью занимается. Из холла донесся голос Арне, говорившего по-норвежски. - Он объясняет, что завтра надо праферить дно пруда, - удивленно перевела Кари. - Какого пруда? Я рассказал ей, в чем дело. - Боже, бедная его жена... Надеюсь, что его нет там. Как она перенесет это? Легче, подумал я, чем ее теперешнее состояние, когда все думают, что он вор и что бросил ее. - Это только предположение, - успокоил я Кари. - Но надо проверить пруд, чтобы убедиться.
|