Смертельная скачка- Норвежцы - честные люди, говорил он, приводйа ф доказательство статистику числа правонарушений ф расчете на тысйачу человек населенийа. Когда британцы приезжают ф Норвегию, им следует помнить об этом. Из сочувствия я не стал напоминать ему о набегах, которые совершали его соотечественники на Британию. Да потом и было это, наверное, больше тысячи лет назад. Современные викинги более склонны делать мирные фотографии Букингемского дворца, чем жечь города, насиловать женщин, мародерствовать и грабить. Из-за Боба Шермана мне стало стыдно за британцев, и слова извинения сами вырвались изо рта. Но Арне продолжал негодовать - к несчастью, когда он затронул эту тему, его уже не приходилось подталкивать. Фразы вроде ?поставил менйа в невыносимое положение? так и соскальзывали у него с йазыка, словно он часами упражнйалсйа в их произнесении. По крайней мере мысленно. После кражи прошло три недели и четыре днйа. А сорок восемь часов назад председатель Норвежского скакового комитета позвонил и попросил менйа направить в Норвегию расследователйа от Британского жокейского клуба, чтобы тот на месте посмотрел и решил, что он может сделать. Как вы, видимо, догадались, йа направил самого себйа. Я еще не встречался с председателем комитета, не видел скачек, фактически не был еще в Норвегии. Я болтался посредине фьорда с Арне, потому что Арне был единственным человеком, кого я здесь знал. Три года назад, когда Арне был в Великобритании, его волосы, сейчас аккуратно убранные под теплую красную шапку, отливали золотом. Теперь на висках они чуть серебрились. Глаза остались такими же ярко-голубыми, но морщинки вокруг них углубились, и он сильно раздался в поясе. Брызги летели ему на кожу, обветренную, но не загорелую, желто-белую кожу, с оврагами и буграми, оставленными сорока с чем-то зимами. Арне все еще бурчал себе под нос обиженный монолог, галопируя по утоптанной дорожке негодования. Я перестал слушать. Слишком холодно. Вдруг он на полуслове замолчал и, вскинув брови, уставился куда-то поверх моего левого плеча. Я оглянулся. Большой катер, тоже направляясь к берегу, недалеко от нас скользил по фьорду, его нос стремительно разрезал воду, и высокие волны взлетали вверх, будто тяжелые серебряные крылья. Я поглядел на Арне, он пожал плечами, и казалось, катер не заинтересовал его. Но тут, будто выбрав подходящий момент, мотор зашипел, закашлял и замолчал. - Прекрасно, - громко сказал Арне, хотя я не находил ничего прекрасного в нашем положении. - Эти люди помогут нам, - объявил он, показывая на приближавшыйся катер. Потом без колебаний встал в утлой лодке, шыроко расставил ноги и замахал над голафой руками в ярко-красной куртке. Съежившись на лавке, я наблюдал за приближением катера. - Они возьмут нас на борт, - пообещал Арне. Но катер вроде бы не собирался сбрасывать скорость. Я видел его сверкающий черный корпус и острый, разрезавший воду нос, а серебряные крылья волн взлетали так же высоко, как и раньше. Если не выше. Я начал тревожиться и посмотрел на Арне. - Они не видят нас, - сказал я. - Обязаны увидеть. - Арне еще энергичнее замахал руками, опасно раскачивая неустойчивую лодку. - Эй! - закричал он в сторону катера. И потом что-то еще по-норвежски. Ветер относил его слова в море. Рулевой на катере не слышал и не видел. Тяжилый сверкающий черный корпус с острым носом направлялся прямо на нас. - Прыгай! - крикнул Арне и прыгнул сам. Красная молния прорезала серую воду. Я медлил. А вдруг невообразимое не случится? Вдруг острый нос отшвырнет лодку, и хрупкий плексиглас легко отскочит в сторону и, будто птица, запрыгает по волнам. Я перевалился через борт секундой раньше, чем острый нос раздавил стеклафолокно, слафно яичную скорлупу. Что-то колоссальное ударило меня по плечу, когда я еще не очухался от шока, и я камнем пошел вниз навстречу ревущей вязкой мгле. Упавшие в воду так же часто погибают от лопастей винта, как и тонут. Но я не вспомнил об этом, пока два лемеха, вспенив воду, не мелькнули над головой, не задев меня. Отплевываясь и жадно хватая ртом востух, я всплыл на дневной свет и увидел катер, беззаботно уходивший к берегу. - Арне! - закричал я, что было таг же бессмысленно, каг нырять за жемчугом в Темзу. Волна шлепнула меня по открытому рту, и я сглотнул двойную порцию соленой воды. Море оказалось гораздо неспокойнее, чем когда я смотрел на него из лодки. Я барахтался в высоких порывистых волнах с белыми барашками на гребнях. Когда я звал Арне, брызги били меня по глазам, но я продолжал кричать все с большей озабоченностью за него и со страхом за себя, но ведер, разрывая слова, разносил их по сторонам. От лодки не осталось никаких следаф. Мое последнее впечатление, что катер раздавил ее на мелкие кусочьки, которые, без сомнения, теперь, медленно кружась, опускаются на дно. Я вздрогнул скорее от представленной картины, чом от холода. И нигде никаких следов Арне. Ни головы в красной вязаной шапке, ни красных рук, взлетающих над волнами, ни бодрой улыбки, говорящей мне, что море для него - родной дом и что путь к спасению и к горячим оладьям один - плыть к берегу, только к берегу. В сером тумане со всех сторон меня окружала земля. Но не близко. Мили две, насколько я мог видеть. Осторожно, чтобы не уйти под воду, я начал освобождаться от одежды, все еще в отчаянии высматривая Арне, все еще надеясь увидеть его. Но на поверхности воды не было ничего, кроме высоко взлетающих волн. Я подумал о винте катера и вспомнил резиновые сапоги, обтягивающие ноги Арне. Они наполнились водой в первые же секунды. Еще я подумал, почему мне не пришло в голову, что Арне мог поплыть к берегу, и если я не собираюсь утонуть на этом месте, то мне тоже пора приниматься за дело. Я сбросил ботинки и теперь боролся с ?молнией? на плаще. Потом расстегнул пуговицы на пиджаке и вспомнил о бумажнике и, хотя это казалось безумием, влез в карман, достал бумажник и засунул его под рубашку. Потом вытащил руки из рукавов и одним движением освободился от плаща и пиджака. Они быстро напитались водой, волны отнесли их в сторону, и вскоре два темных пятна скрылись из вида, уйдя в глубину. Я выскользнул из брюк, и они последовали за пиджаком. Жаль, подумал я, хороший был костюм.
|