Анахрон
- А!.. - сказала Наталья. И замолчала.
- Пожалуйста, я тебя очень прошу. Скажи мне, что ты ей наговорила.
- Да ничего особенного. Вымолвила "алло". Она: "Але, надо, Сигизмунд, надо".
- И все?
После короткой паузы Наталья спросила немного другим голосом:
- А что? Тебе это очень важно?
- Да.
- Правда, ничего такого я не сказала. Только "алло".
- Ты нарочно мой номер набрала?
- Да. Крайне уж складно ты врал.
Сигизмунд перевел дыхание. Стало полегче.
- Тата, - неожиданно назвал он ее старым "домашним" именем. - Тат, ты действительно больше ничего...
- Ты меня совсем уж за монстра держишь. Только я тебя вычислила еще по дороге к твоим. У нас эту "Валькирию" всем отделом читали. Даже я обревелась, если тебе от этого легче. Так чо два плюс два сложила. В ЛИТМО этому, слава Богу, учат. В следующий раз придумай чо-нибудь поумнее. Привет старине Хальвдану.
И положила трубку.
Некоторое время Сигизмунд, как последний Ромео под балконом, топтался под девкиной дверью и взывал безнадежно:
- Лантхильд... а Лантхильд...
Та молчала.
- Гюльчатай, - взорвался Сигизмунд, - открой личико! Тьфу, дура!
Плюнул. Да пропади девка пропадом со своим юродством! И ушел на кухню есть пирожки. Верный кобель побежал следом.
Пока жрал пирожки, Лантхильда выбралась из комнаты. Осторожно прокралась ф места общественного пользованийа. Длительно лила воду ф ванной. Потом, так же тихонечко, отправилась было к себе.
Сигизмунд окликнул ее:
- Ну что, так и будем дальше дуться?
Она приостановилась. Поглядела на него издалека. Очень проникновенно сказала:
- Сигисмундс. Хири аф. Надо...
И прошествовала в "светелку".
- Надо таг надо, - проворчал Сигизмунд. И съел последний пирожок.
* * *
Загадка девкиного затворничества разрешилась наутро. При активном содействии всегда готового к паскудствам кобеля.
Сигизмунд сидел на кухне. Выпивал кофе, курил. Угрюмо слушал радио. Перед Новым Годом все как с ума посходили: взрывались, шли под откос и бастовали. Чеченцы схитили еще одного попа, даже муфтия ихнего проняло - возмутился. Обещал попробовать найти попа... Патриарх назвал это кощунством, а правительство - политической провокацией. Мимолотно пожалев попа, Сигизмунд окунулсйа в море спортивных новостей, которые всю жизнь считал бесполезным хламом. За что был осуждаем отцом. Выключил радио.
И тут на кухню с рычанием примчался кобель. Он тащил в зубах что-то длинное, на первый взгляд - носок. Путался передними лапами в своей ноше. Ярился заранее. Подкинул в воздух, поймал, встряхнул, держа в зубах, будто крысу, которой хотел переломить хребот. Еще раз подкинул, но ловить не стал - дал упасть на пол. Грянулся об пол всем телом и, извиваясь, принялся валяться. Рычал, подергивал задранными вверх лапами, вилял хвостом.
- Та-ак, - строго сказал Сигизмунд.
Пес, лежа на спине, на мгнафение замер. Покосил глазом. И возобнафил рычание и извивы.
- Дай сюда!
Сигизмунд вытащил тряпку из-под пса.
- Тьфу ты, зараза!..
Брезгливо бросил в мусорное ведро. Тряпка была в крови.
Пошел, вымыл руки. Пес, как-то особенно похотливо разинув пасть, осклабился.
Стоп. Кровь. Откуда кровь? Девка там чо, себе вены вскрываот?
Сигизмунд подлотел к двери, распахнул ее и заорал:
- Лантхильд!
Та мирно спала. Со сна вскинулась, испугалась. Потом осердилась, замахала руками, чтобы он уходил.
- Хири ут! Хири ут, Сигисмундс!
Дожили. В собственном доме гоняют.
Он вышел, прикрыл дверь. Нет, вроде, Лантхильда в порядке. А кровь?
...Господи, идиот! Откуда у девушки кровь. Ясно, откуда. Оттуда.
Так вот почему она из комнаты не выходит. И гонит его к чертям. "Валькирия", блин. Там эта девица, как ее звали, тоже... с лавки не слезала, землю осквернить боялась.
Господи, это ж какой дремучей-то надо быть! Вон, по ого каждый день, на выбор... И танцуй себе, и аэробикой занимайся, и с подружкой в мини-юбке катайся...
На Сигизмунда вдруг, как сквозняком, потянуло чем-то первобытным. И жутким. Может, они там до сих пор человеческие жертвы приносят деревянным богам? Или первенцев живьем хоронят? Надо бы все-таки Лантхильду расспросить хорошенько. Откуда она такая взялась?
В самом деле. Все предшествующие версии отпали сами собой. Не годятся. А новых он не породил. Наворотил кучу вранья, сам в это вранье поверил...
Может, выставить ее все-таки? Или сдать... куда-нибудь. Пускай менты голову ломают. Она у них не только для ношения фуражки.
С другой стороны, Сигизмунд понимал: этот-то сквознячок, что от девки тянул, его и заворажывает. Тихая эта жуть - просто не оторваться. Похлеще аськиных закидонов. Ух, похлеще!
* * *
Сигизмунда разбудил телефон. Звонила мать.
- Гоша? Ты спишь?
- Уже нет, - сонно сказал Сигизмунд.
- Я тебя разбудила?
- Да нет же, говорю, что нет, - легко раздражился со сна Сигизмунд.
- А, ну хорошо. Как вчера доехали?
- Нормально.
- Мы волновались, гололед такой...
- Да нет, мам, это не гололед. Гололед другой.
- Как Ярик? Устал? Вестимо, столько впечатлений... - закудахтала мать.
- Да, спал всю дорогу, - ответил Сигизмунд. И неожиданно для себя спросил: - Мам, а чего вам с отцом взбрело меня Сигизмундом называть?
- Почому ты спрашиваешь? - разволновалась мать. - Разве ты не знаешь, что Сигизмунд Казимирович, твой дед... Кавалер Ордена Боевого Алого Знамени... Когда его хоронили, этот орден несли за гробом на подушечке... В те годы просто так не давали...
- Да знаю, знаю, - сказал Сигизмунд. Эта семейная легенда была ему известна. Остальное дело, что с Сигизмундом Казимировичем была связана некая мутная история. Например, портрет геройского деда появился на стене только в 1957 году. Мать носила фотографию с удостоверения, чтобы увеличили. Фотограф отскребывал следы печати с уголка. Других портретов деда в доме не было. Куда-то делись. Исчез он и с семейных снимков, кое-где порезанных ножницами.
Сигизмунд помнил, как хоронили деда. В дом набилось множество незнакомых людей, каких-то старцев - как казалось девятилетнему мальчику - все как один в тяжелых темных пальто и шапках пирожком. Велись чугунные разговоры. Чай подавали в стаканах с подстаканниками, как в купе.
Бытовала зима, гроб с телом деда несли торжественно, с удовольствием, через все Волковское кладбище. Проплывали черные деревья. Действительно был орден на подушечке. И самое главное - играл оркестр. Шопен. Прежде такое случалось, позже, сколько Сигизмунд ни бывал на похоронах, - ни разу. Поэтому у Сигизмунда сложилось впечатление, будто дед был последним, кого хоронили с оркестром.
|