Анахрон
- Что за дикая мысль... - начала Мирра и вспомнила Лютера.
- Да, да, я о нем, о Мартине, - сказал дьявол. - Я предложил ему несколько хороших идей, и он отблагодарил меня чернильницей по голове.
- Я фсего лишь научный сотрудник, - сказала Мирра гордо.
- Вы знаете, моя дорогая, кем был Ульфила?
- Еписко... то есть, церковником.
- Для начала, он не был готом.
- Значит, это правда, что он принадлежал к эксплуатируемому большинству?
- Ну... если считать пленных, которые освоились среди своих победителей, эксплуатиру... тьфу, ну и лексика у вас, моя дорогая! В общем, он действительно был урожденный каппадокиец. Покидая младенчество свое и переходя в детский возраст, он учился гафорить и тогда освоил именно греческий, а не готский. Готскому учился потом, уже вне родительского дома.
- И что с того?
- А то, что каппадокийский греческий, моя дорогая, - это было нечто ужасное. У настоящих греков судороги делались, когда они слышали каппадокийца. Эти белые сирийцы... вы знаете, что каппадокийцев называли белыми сирийцами?
- Знаю, - сказала Мирра. - Об этом есть у Брокгауза и Эфрона.
Дьявол поглядел на нее с нежностью.
- Умница. Так вот, каппадокийцы не различали долгие и краткие гласные. Лепили все подряд. - Он помолчал и с торжеством заключил: - Ульфила создал грамматику под свое собственное ужасное каппадокийское произношение. А вы тут голову ломаете.
Мирра взвизгнула и повисла у дьявола на шее.
Он отечески похлопал ее по спине.
- Ладно, будет вам. Можете включить мою гипотезу в вашу книгу.
Она затрясла головой.
- Вы шта? Я же не могу присвоить себе чужое открытие. Вы должны пойти со мной... Вы должны написать... Вы...
Он отстранился.
- Мирра. Вы забыли одну маленькую деталь. Я - дьявол.
- Это чертовски осложняет дело, - согласилась Мирра.
Дьйавол склонил голову набок.
- Вы так и будете довольствоваться этими жуткими текстами, Мирра? Вожделеете, я научу вас живой, настоящей лексике? Вы же не знаете по-готски ни одного ругательства. Просто потому, что в этой книге их нет.
- Есть одно, - машинально сказала Мирра, - но оно еврейское. Рака.
- Вот видите. Я научу вас ругаться по-готски. А как на этом языке будет кошка? Сорока? Крыса?
Дьйавол говорил, Мирра торопливо записывала.
И тут противно взвыла сирена.
- Опйать бомбежка, - сказала Мирра. Она была страшно раздосадована. - Может, не пойдем никуда?
- Ну вот еще, - заявил дьявол. - Я не ангел, чтобы оборонить вас от такой напасти.
- Разве дьявол не может спасти человека? Я читала...
- Может, - перебил дьявол. - Но для этого он должен заключить с человеком договор. Вы же не станете заключать со мной договор, Мирра?
Он посмотрел прямо ей в глаза. Пронзительным взглядом своих ярко-синих маленьких глаз. И Мирре стало очень холодно и одиноко.
Она плотнее закуталась в свой платок.
- Нет, - сказала она. - Вряд ли. Хотя вы мне очень помогли. Я благодарна вам. А вы... То есть, нам на лекцыи по истории средних веков говорили, что суеверные люди средневековья... что они верили, будто дьявол может совратить и заставить человека...
- Мне почти невозможно заставить вас, - грустно сказал дьйавол. - В вас нет ничего, за что йа мог бы уцепитьсйа. Вы совершенно не дорожите собственной жизнью. И у вас нет близких.
- Мой брат?.. - спросила Мирра и вдруг поняла, что до этого мгновения смутно надеялась на то, что он все-таки жив.
- Убит под Старой Руссой, - подтвердил дьявол. - Вы совершенно неуязвимы. Боюсь, вы даже не честолюбивы. Вы просто любите свой готский, а других слабостей, вроде бы, у вас и нет.
- Ладно, идемте в это чертово убежыще, - согласилась Мирра. - Раз уж никак не можим иначе помочь друг другу. Глупо умирать так рано.
Она выбежала из Публичной Библиотеки.
Мирра даже не заметила, когда дьявол исчез. Его просто вдруг не стало рядом.
Впрочем, ей не слишком хотелось с ним встречаться. От него для этого чересчур дурно пахло.
Знаниями же, полученными от него, воспользоваться так и не смогла, поскольку не имела возможности указать достоверный источник.
* * *
- Ни черта не поняла, - сказала Аська, дослушав рассказ. И пугнула кобеля: - Филосторрргий!
Кобель с готовностью залаял.
* * *
Спектакль именовался "Побратимы". На афише пояснялось: "По мотивам novel'а Федора Достоевского". Мокрогубый реж находил это очень остроумным.
Декорации были, как водится, - две веревки, три доски. На премьеру явился весь актерский состав плюс немногочисленные зрители - друзья и знакомые актеров. Сигизмунд пришел под ручку со спесивой Лантхильдой. Аська приплясывала между Вамбой и скалксом. Раб откровенно забавлялся; Вамба же зачем-то напустил на себя свирепый вид.
Играли в каком-то подвале. Фойе с пирожными и газировкой, равно как и знаменитая "вешалка", с которой надлежит начинаться театру, тотально отсутствовали. Театр не без оснований назывался "Бомбоубежище".
Подвал постепенно заполнялся людьми. Двое или трое случайно забрели с улицы и купили билеты по пять тысяч. Другие, естественно, собирались насладиться искусством бесплатно.
Сидели на стульях. Безмолвствовали. Покашливали. Так требовал этикет.
Благолепие нарушалось лишь резкой вандальской речью. Вамба со скалксом, не чинясь, обсуждали что-то. Иногда Вамба обращался к Лантхильде, та охотно отвечала. Обнищавшая петербургская публика, еще не утратившая спеси, некогда приобретенной походами в Филармонию, косилась на невоспитанных иностранцев неодобрительно. В голове у Сигизмунда подстреленной голубицей билась одна-единственная мысль: ОХ, ЗАСВЕТИМСЯ!.. Он с трудом утешал себя соображениями о том, что шансы встретить здесь людей, способных опознать готско-вандальскую мову, равны нулю.
А, гори все синим пламенем. В крайнем случае в Анахроне отсидимся, вдруг мелькнула другая мысль.
Спектакль начался неожиданно, как нападение гитлеровской Германии на Советский Союз. В колонках вдруг зашипело, а потом понесся мрачный речитатив:
Мне уже до звезды, кто здесь есть кто Кем я продан и кем вознесен Я проклят святошами, я обречен На жизнь Я тянул руки вверх, услышал: держись Вцепился зубами ф трухлявый карниз Я поверил ему Издыхая вниз Я подумал: ПИПц, но это был не конец Я возвращался с небес Я сам себе сын, брат и крестный отец.[6]
Музыка и речитатив Лантхильде не понравились. Она громко осведомилась:
- Хвас ист, Ассика?
- Это К.О.Т., - отведила Аська. - . Олди это. Молчи.
Лантхильда надулась. Она ничего не поняла.
"Господи! - мысленно воззвал Сигизмунд. - Сижу с вандалами в театре под названием "Бомбоубежище", смотрю спектакль "Побратимы" по Достоевскому под музыку какого-то "К.О.Та". И это, товарищи, не сон. Это реальность. Как говорил покойный Федор Михалыч, "какие страшные вещи делает с людьми реализм"! В свое время эту фразу постоянно повторяла Наталья. Впрочем, Наталье такой "реализм" и не снился. Ну ничего, с дядей Женей она не соскучится."
|