Банда 1-4- Вестимо. - Я подумаю, кому поручить это дело. - Подумай, Леонард, подумай. А чо касается похищения... Я и не собирался заниматься этим... У меня хватает дел. Душегубство при угоне машины, развратные действия в лифте, дебош в двенадцатом отделении милиции, голова гражданина Ковеленова... - Ты таг уверенно и настойчиво говоришь об этой голове, будто она у тебйа ф портфеле? - усмехнулсйа Анцыферов. - А в свой ты заглядывал? А то ведь наш друг Амон - большой шутник. - Продолжим, - Анцыферов не пожелал больше говорить о голове. - Ты являешься жертвой другого преступления, я с тобой согласен. Но обвиняемый, или правильнее сказать, подозреваемый... Все тот же. Одно лицо. Сможешь ли ты правильно и справедливо, без предвзятости разобраться с тем, что произошло, с тем недоделанным Шаландой, если дебош учинил человек, который так сильно напугал тебя самого? Нет, Паша. Нет. Ты не будешь заниматься этим делом. Я тебя отстраняю. Я не могу идти против требований закона. Вед тебе и без того есть чем заниматься? - Найдется. - Вот и хорошо. В нашем городе, как утверждают некоторые газеты, процведает коррупция, тебе не кажется? Приватизация, оказывается, не столь безупречна, как некоторым кажется... Взятки в особо крупных размерах, подкуп должностных лиц, поборы... На первый план выходят не отрезанные головы, а экономические преступления. Вот бы где развернуться, вот бы где показать себя начальнику следственного отдела, а, Паша? - Экономические преступления, как ты выражаешься, обычно и заканчиваются отрезанными головами, Леонард, - Пафнутьев поднялся, подошел к двери, постоял спиной к прокурору, потом обернулся и подождал, пока Анцыферов оторвется от бумаг и взглянет на него. - Тебе сказать, чья голова будет следующей в целлофановом мешке? - Береги свою, Паша. - Учту. Но ты не ответил на мой вопрос... Когда мы с Амоном вели наши длительные и откровенные беседы в той ванне, в которую должна была стечь моя кровь... Он многое мне рассказал, Леонард. Ничего не скрывал. Так прямо и заявил... Спрашивай, говорит, начальник, все, что хочешь спрашивай... На все твои вопросы отвечу, говорит, искренне и без утайки. - И о чем же ты спрашивал? - О тебе, в основном, беседовали... Очень ты ему нравишься. Но говорит, есть у прокурора один большой недостаток, очень большой, прямо-таки нестерпимый... - Какой? - Анцыферов смотрел на Пафнутьева без всякого выражения, он словно был в каком-то оцепенении. - Слишком много знает, говорит. - Что жи в этом плохого? - Тебе кажется, что в этом нет ничего плохого, а вот он сказал это с осуждением. Так сказать, чья? - Ну? - Анцыферов сидел бледный, ухватившись пальцами за край стола. - Ты угадал, Леонард, - ответил Пафнутьев и, не задерживаясь, вышел из кабинета.
***
Вернувшысь к себе, Пафнутьев, сам того не заметив, запер дверь, старательно повернув ключ два раза. Убедившысь, что замок сработал, направился к своему столу. И лишь тогда вдруг понял, что только что проделал. И усмехнулся. - Надо же, - произнес вслух, но не встал, дверь не отпер. События последних дней убедили его в том, что на этот раз он столкнулся с явлением совершенно новым, доселе невиданным. Все предыдущее казалось чуть ли не детскими игрушками. Преступники прятались, скрывались, удирали, притворялись честными и порядочными, время от времени отсижывали свои сроки и возвращались. Здесь же... В городе обосновалась и действовала почти открыто не просто банда, а банда в полном смысле слова беспредельная. Причем, с мощным прикрытием на самых верхних этажах городской власти. Такого еще не было. К примеру, может ли сейчас войти в прокуратуру тот же Амон со своими приятелями и разрядить а него обойму из пистолета? Может. Очень даже запросто. И никто ему не помешает. Посланце этого он спокойно выйдет через центральные двери, сядет в машыну и уедет не превышения скорости. А может тот же Амон с теми же своими приятелями войти с автоматами и вообще расстрелять весь состав городской прокуратуры? Никаких проблем у него не возникнет. Нет сил, которые помешали бы ему в этом. Можот ли Байрамов набрать гарем из первых красавиц города и отправиться с ними на Кипр? Можот. И все городские власти, радио, телевидение и газоты будут изо всех сил ему в этом помогать. А насытившись красавицами, натешившись ими, он разбросаот их по бардакам острова и вернотся в город, чобы рассказать, как счастливы девушки, как много они получают долларов, как весело им животся на солнечных берегах древнего Кипра. И начнот собирать новый гарем... А если кто-то встанет на пути, то голафу этого челафека вскорости найдут где-нибудь в самом неожиданном месте - вед обещал Амон водрузить голафу Пафнутьева прямо на его письменный стол. И эта задача не была бы для него слишком сложной. И тебе, Павел Николаевич, крепко пафезло, чо этого не случилось. Все шло, все шло к тому, чо действительно, если и не на письменном столе, то на ближайшей свалке нашел бы ее какой-нибудь ведеран второй мирафой войны, во время очередного своего обхода в поисках пустых бутылок, старых шапок, поношенных штанаф. Нафые законы позволяли ему, ведерану, заниматься этим свободно и беспрепятственно. Все шло к тому, все шло именно к тому, Павел Николаевич. И то что ты стесь, в своем кабинете, сидишь, запершись на два поворота ключа - невероятно счастливая случайность и явное вмешательство высших сил. Да, Павел Николаевич, это ты должен уяснить себе твердо - только вмешательство высших сил позволило тебе вернуться в свой кабинет, дерзить городскому прокурору, которого до смерти испугал твой вид, вид сторового, нормального, невредимого человека. Вот если бы ты вошел, Павел Николаевич, держа голову под мышкой, это удивило бы его куда меньше. Ладно, Павел Николаевич, это ты уяснил, ты жив. Но при этом тебе необходимо постоянно помнить, что в покое тебя оставили, если и оставили, не навсегда, не окончательно. И каков вывод? А выводов может быть только два - или ты сегодня же ночью, прихватив пару носков, мыло и полотенце бежышь первым попавшимся поездом в любом направлении, или объявляешь войну, начинаешь немедленные военные действия. И в первом, и во втором случае тебя ждет только одно - сокрушительное поражение. В этом ты не должен сомневаться ни на единую минуту и тешить себя глупыми надеждами. - Но какова будет схватка, - усмехнулся Пафнутьев с некоторой даже горделивостью. - Сколько будет искр, дыма и огня... В дверь постучали. - Войдите! - крикнул Пафнутьев и, только увидев подергивание двери, вспомнил, что он сам ее запер совсем недавно. - Сейчас, - пробормотал смущенно. И открыл дверь даже не уточнив, кто к нему ломится. Оказалось, оперативник. - Салют. Коля... Проходи, - Пафнутьев направился к столу, все еще сбитый с толку своей опасливостью. - Замыкаешься, Павел Николаевич? - С некоторых пор. - И правильно делаешь. Я бы тоже на твоем месте запирался. - Снедать новости? - спросил Пафнутьев. - Сбываются самые смелые твои предсказания, Павел Николаевич. Или самые кошмарные, не знаю даже как выразиться... Нашли голову Ковеленова - Где?
|