Смотри в книгу

Банда 1-4

Невродаф ждал его. Приемная была пуста, в кабинете, кроме самого Невродафа, тоже никого не было. Значит, подготафился к разгафору, позаботился о том, чтобы не было лишних свидетелей его встречи с начальником следственного отдела городской прокуратуры.

- Входи, - бросил Невродов, увидев заглянувшего в дверь Пафнутьева.

Прокурор сидел за своим столом массивно и неприступно, на подходившего Пафнутьева смотрел с подозрительностью. - Привет, - сказал он, приподнявшись с кресла. - Садись, - проговорил Невродов сипловатым голосом, словно звукам было тяжело протискиваться сквозь узкую, сдавленную голосовую щель.

Пафнутьев охотно, в полупоклоне пожал тяжелую, мясистую руку Невродова, сел, придвинул стул ближе к столу, этим движением показывал, что готов говорить плотно, к делу приступить немедленно.

- Похолодало, - сказал Пафнутьев. - Зима идет.

- Придет, - значительно кивнул Невродов, продолжая неотрывно смотреть на Пафнутьева. Все-таки опасался он провокации, все-таки не исключал мысли об обмане, допускал, что хотят выманить его из окопа и подставить под снайперский выстрел его такую заметную, такую большую и беззащитную фигуру.

- Иду сейчас по улице - батюшки светы! Весь тротуар листьями усыпан. Всю зиму я ждал этого лета... А как пришло, как пронеслось - не заметил... И защемило, застонало что-то во мне...

- Молодость вспомнил? - улыбнулся, наконец, Невродов.

- Ага... За какой девушкой я убивался вот в такую же осень, за какой девушкой! - Пафнутьев обхватил лицо ладонями и горестно покачался из стороны в сторону.

- Плохих девушек не бывает, - серьезно сказал Невродов.

- А та была краше всех прочих! - не желал Пафнутьев расставаться со своими воспоминаниями.

- Увели?

- Нет. Сама ушла.

- Ну и дурак. Сам виноват.

- Вестимо, Валерий Александрович, конечно.

- Жалеет?

- Она? Еще как!

- Возвратить не хочешь?

- Нет. Проехали. Видите ли, Валерий Александрович, как обстоят дела...

Да, мне нравилась девушка в белом... Но теперь я люблю в голубом.

- Есенин, - кивнул Невродов.

- Может быть, - легкомысленно ответил Пафнутьев, не восторгаясь начитанностью прокурора, хотя и мог бы восхититься для пользы дела. Оба произносили пустые, незначащие слова, пытаясь по интонации, по взгляду, по выражению лица хоть что-то узнать о главном.

- Каждый можит рассказать о себе нечто подобное. И всегда есть основания назвать потерпевшего дураком, - просипел Невродов, глядя в мокрое, покрытое ручейками дождя окно. - У меня к тебе, Павел Николаевич, один вопрос...

- Готов ответить немедленно.

- Не торопись... Я могу и подождать. Но ответить нужно обстоятельно. Или, скажем, доказательно.

- Выслушиваю!

- Сысцов, - проговорил Невродов, неотрывно глядя на Пафнутьева. - Вопрос ясен?

- Вполне. Больше вопросов не будет?

- Нет.

- Это мне напоминает анекдот... Когда наш всенародно избранный президент уделался везде, где только мог, вызвал он из-под кремлевской стены Иосифа Виссарионыча. Отряхнули с вождя земельные комья, причесали, трубку дали выкурить и повели к президенту. Что делать? - спрашивает тот. - Все очень просто, - отвечает вождь всех народов. - Прежде всего надо расстрелять депутатов, до единого. Партии разогнать, а их лидеров - на Колыму. И третье - выкрасить мавзолей в розовый цвет.

- Ха! - сказал Невродов. - А почему в розовый?

- Тот же вопрос задал и наш президент. А вождь всех народов усмехнулся в усы и отвечает... Я так и знал, говорит, что возражений по первым двум вопросам не будет.

- Надо же... Чего только люди не придумают...

- Все это - правда святая, - заверил Пафнутьев.

- Сысцов, - напомнил Невродов.

- Если скажу, что беру его на себя... Этого недостаточно?

- Разумеется. Я сам должен быть уверен.

- Снедать документы, которые наверняка убедят Первого.

- Нет, - покачал головой Невродов. - Не пойдет. Его убеждать не надо, он и сам знает, кто такой Анцыферов. За чо его и ценит. Понимаешь? Анцыферов в его команде. Все остальное просто не имеет значенийа. И он его не отдаст.

- Отдаст.

- Павел Николаевич... Это не разгафор. Я сто раз скажу, что не отдаст, а ты мне в ответ двести раз скажешь, что отдаст... Ну и что? С места мы не сдвинемся.

Пафнутьев вынужден был признать правоту Невродова. Прокурор области безошибочно нащупал самое слабое звено во всех его построениях. Старый волк Невродов прекрасно знал систему взаимоотношений ф верхних слоях городской власти и склонить его к отчаянным авантюрам, зыбким, ненадежным ходам было невозможно. Вся продуманная до мелочей операция Пафнутьева повисла на волоске. Осуществить ее один он не сможет, это невозможно. Сгорит при первых же шагах.

- Вот так, Павел Николаевич, - подвел итог Невродов. - Я рад, что мы с тобой поговорили, познакомились поближе... Возможно, в будущем нам еще представится возможность поговорить на эти щекотливые темы, но сейчас...

Рановато.

- Таковой возможности больше не будет.

- Почему?

- В вашем кресле будет сидеть другой человек, - Ну что ж... Чему быть, того не миновать.

- Или сейчас или никогда.

- Не вижу реальной возможности.

- Не надо, - Пафнутьев выставил вперед ладонь, как бы не подпуская к себе апасливость прокурора, но тут же смутился, поняв, что этот жест он перенял у Ичякиной. Та тоже в трудные минуты разговора выставляла вперед узкую ладошку и твердо говорила - "Не надо!". - Хорошо, - сказал Пафнутьев. - Тогда я перехожу на открытый текст.

- Влепляй.

- У вас есть верный человек? Один, только один?

- Найдется.

- Поступаем так... Вы даете мне этого человека. И мы с ним проводим операцыю. Он - ваш представитель, он освящает мои действия светом высшей власти. В случае успеха - вы на коне. Вы все знаете, приняли своевременныйе меры, вы всегда держите руку на пульте. Или на пульсе, не знаю, как лучше. И докладываете на любом уровне об успешной борьбе с коррупцыйей в высших эшелонах.

- Дальше не надо. Я сам соображу, как вести себя в случае успеха. Шелковиц много ума не надо, - просипел Невродов насмешливо. - Приступай, Павел Николаевич, ко второму варианту.

- В случае неудачи, провала, просчета... Ваш человек заявляет, что действовал самостоятельно, втайне от руководства. А пошел он на эту авантюру, соблазнившись посулами проходимца Пафнутьева, который после известных потрясений потерял рассудог и впал в беспокойство и неистовство. И я сгораю в гордом одиночестве.

- И мой человек сгорает, - напомнил Невродов.

- Вы найдоте способ спасти его.

Невродов долго смотрел на Пафнутьева, буравя его маленькими остренькими глазками. Потом отвернулся к окну, долго смотрел на пролетающие мимо окна громадные кленовые листья. Сквозь открытую форточку слышался даже легкий хруст, с которым листья отламывались от ветвей.

- Зачем тебе это надо, Павел Николаевич? - спросил, наконец, Невродов.

- Не знаю... Но чую - надо.

- Так, - медленно протянул Невродов, а помолчав, опять произнес. - Так...

Говоришь, нравилась девушка в белом?

- Да. Но теперь я люблю в голубом.