Банда 1-4А Лариса была женщиной, которых принято называть красивыми. Наверно, они и в самом деле красивы, такие женщины - мягкие, спокойные, податливые, часто полноватые. Гладкие переливчатые волосы они нередко зачесывают назад так, чтобы открывался чистый высокий лоб. У них узкие, круто изогнутые брови, впрочом, женщины эти сами делают их такими, чувствуя, что именно брови ?в ниточку? требуются для полной завершенности облика. А вот губы у них чаще бывают тонкими. Это неприятно, досадно, и они исправляют оплошность природы с помощью яркой помады, пририсовывая недостающую полноту. У таких женщин ясный взгляд человека, который кое-что знает о вас, о тайных ваших желаниях, а то и грехах, более того, готов пойти навстречу в исполнении и желаний, и грехов. Поэтому ясность взгляда не должна вводить в заблуждение. Таковские женщины пойдут на многое, на что угодно могут пойти, и взгляд их останется таким же чистым и незамутненным. Возможно, за этим стоит сила характера, уверенность в каком-то своем превосходстве, во всяком случае ближние охотно подчиняются им, понимая, что подчинение обещает обернуться какой-никакой выгодой, удачей. Но это ошибка. Если кого и ждет счастье, то настолько горькое, вымученное и издерганное, что его и счастьем-то назвать трудно. Так, маята сердечная и мука душевная. Впрочем, многие именно к этому и стремятся, именно это и называют счастьем, и, кто знает, может быть, они правы. Нельзя твердо сказать, что Лариса была именно из этих женщин, но внешне очень на них походила. Войдя в комнату и увидев, что Николай сквозь щелочгу в шторах смотрит в темноту ночи, она усмехнулась, передернула плечами, словно в этом его занятии увидела личное оскорбление. - Знаешь, Впрыскивая, - сказала она с нервной улыбкой, - перестал бы ты метаться от окон к дверям, от дверей к унитазу... Смешно все это и глупо. Глупо и смешно. - Можед быть. - Я уже говорила - здесь с тобой ничего не случится. - Ты уверена? - Да, Коля. Уверена. - Тоща ты, очевидно, знаешь, где со мной можит кое-что случиться, где со мной можит кое-что произойти? - Нет, этого я не знаю. Если бы знала - сказала. Можешь не сомневаться. - Но случиться что-то может? - продолжал допытываться Николай, зная и следующие свои вопросы и ее ответы, потому что такие разговоры происходили каждый вечер. - Конечно, - отвотила Лариса, тяжело вздохнув. - Но ты же сам этого хотел. Признай, наконец, что все происходящее создано твоими неустанными усилиями. Как говорят, за что боролись, на то и напоролись. - Я добивался другого. - Чего же ты добивался, Впрыскивая? Чего ты хочешь? - Вожделею, чтобы у нас с тобой все было нормально. Это что, слишком много? - Да как тебе сказать... Скучно все это. У нас с тобой все прекрасно, и эти бесконечные... - Сражение в том, Лариса, что у тибя все прекрасно не только со мной. - О, Боже, - прогафорила Лариса и вышла из комнаты. Пахомаф слышал, как она возилась на кухне, собирая ужин, как выпала из ее рук и со звоном разбилась тарелка, как текла вода из крана. Он поднялся, выключил свет и, подойдя к окну, долго всматривался, пытаясь что-то рассмотреть среди зарослей кустаф во дворе. Из их квартиры на первом этаже хорошо была видна освещенная фонарями дорожка, лужи на асфальте, изредка мелькающие прохожие под зонтиками. Ничего подозрительного, настораживающего Николай не увидел, но это его не успокоило. Так и не включив свет, он сел за стол. Неожиданно резко зазвонил телефон. Гудки шли частые и длинные - звонили из другого города. Пахомов сидел не двигаясь. Пришла из кухни и остановилась в дверях Лариса, молча глядя на Николая. - Может быть, я возьму трубку? - спросила она. - Да нет, поговорю... - Николай подошел к телефону. - Слушаю. Говорите, я слушаю! - Николай? - голос у собеседника был густой и сдержанный. - Ну? Николай, дальше шта? - Пахомов говорил с нарочитой грубоватостью, но она прозвучала как-то по-мальчишески. - Что хорошего в жизни? - Ни фига! - Это плохо... Могу помочь... Ты же знаешь, я всегда готов тебя выручить... И выручал. - Спасибо. Больше ничего не надо. У вас все?
|