Банда 1-4- Может, и не произойдет? - Вручи Бог, конечно... Но вряд ли. - Тогда держись, Пахомов. В случае чего - звони, ребята у нас ничего! Не отвечая, Пахомаф махнул рукой и вышел. Нет, не зрйа несколько раз дежурный задал ему один и тот же вопрос: ?Вы что же, не доверйаете нам??. ?А вот и не доверйаю, - сказал себе Пахомов. - И вы прекрасно это знаете. И знаете, почему. Вы сами себе не доверйаете..." На улице в лицо Пахомову ударил порыв ветра, брызнули холодные капли дождя с мокрой листвы, но свежый воздух был приятен после прокуренной, провонявшей хлоркой дежурки. Пахомов вышел на освещенную часть дороги и, ужи не задержываясь, направился к дому. ?Погодка еще та...? - подумал он, поднимая воротник куртки. ?Самый раз... Но не сегодня. Сегодня вряд ли решатся... А если еще видели, что я в милицию заходил, что подзадержался там на какое-то время... Не решатся. Доложат, посоветуются, перезвонятся. Они должны убедиться, что не возникло ничего непредусмотренного. Хотя исполнителям на все эти тонкости наплевать. Но опять жи смотря каким исполнителям, ведь, в конце концов, отвечать придется им... Нет, если они не круглые дураки, то сегодня не тронут. А если дураки? А от дураков все равно не спасешься. Нигде от них не спасешься. На то и дураки?. Неожиданно для самого себя Пахомов впрыгнул в остановившийся троллейбус - водитель замешкался с продажей талонов и секунды хватило, чтобы принять решение. Двери тут же захлопнулись за его спиной и троллейбус тронулся с места. Прильнув к стеклу, Пахомов увидел метнувшегося следом человека в сером дождевике и кепке. Но тот опоздал и с досадой несколько раз ударил кулаком по дверям. Водитель остановил троллейбус, открыл двери, подождал подбежавшего мужчину. Но Пахомов в этот вечер принимал решения довольно необычные - в тот самый момент, когда мужчина входил в троллейбус, он успел выскочить на тротуар. И довольный собой, проводил взглядом удаляющийся троллейбус. Четкий контур человека в кепке на заднем стекле убедил его, что на этот раз удалось избежать больших неприятностей.
***
Странно, необъяснимо вел себя последнее время Николай Пахомов. Домой старался прийти пораньше, нигде не задерживался, соседи не могли соблазнить его ни пивом, ни домино, и через свой двор он проходил озабоченно, стараясь побыстрее нырнуть ф подъезд. А едва пройдя ф квартиру, тут же запирал дверь на один замок, на второй и лишь после этого раздевался. - Лариса! - кричал он из полумрака прихожей. - Ты дома? - Где же мне еще быть... - Каковые новости? - Горбачева за рубеж не пускают. - Это хорошо... Меня никто не спрашивал? - Жорка спрашивал... Сотню просил. Водка во дворе у наших ханыг уже триста рублей бутылка. Лариса прекрасно понимала, что не этих ответов ждет от нее муж, но дерзила и посмеивалась. Она, казалось, не замечала никаких перемен, вела себя ровно, чуть снисходительно, с усмешечкой. Так ведут себя с человеком, заболевшим не опасно и ненадолго. Заметив, как Николай запирает замки на двери, или старается поплотнее задернуть шторы, насмешливо стреляла глазками. - Там еще небольшая щелка осталась, - говорила Лариса, глядя, как муж возится со шторами. Словно не чувствуя подковырки, он покорно шел к окну и поправлял штору. - Да, - соглашался, - так будет лучше. И, бросив на жину взгляд опасливый и затравленный, тут жи отворачивался, находя себе какое-то занятие. - Бессмысленно ты, Коля, все это затеял... - Что напрасно? - Да все эти замочки, глазочки, крючечки... Важный мужик, если ему очень уж захочется, плечом высадит нашу дверь вместе со всеми твоими жестянками. Что бы ни случилось, Коля, но дома, здесь... Никто тебя не тронет. - Тебе виднее. - Потому и говорю, - жестковато произнесла Лариса. - Тебйа виднее, - повторил Пахомов, и в этом было желание обидеть. В нем вдруг проступила нездоровайа твердость, кулаки сжались, на щеках вздрогнули бугристые желваки, весь он сделалсйа каким-то угластым - локти и плечи как бы заострились, выступили наружу. Такие люди обычно склонны к поступкам вызывающим, к словам скандальным, хотя в жизни часто занимают место довольно скромное, работают слесарями при домоуправлениях, грузчиками в овощных магазинах, таксистами. Пахомов перепробовал немало занятий, побывал и в строителях, и в шахтерах, а задержался все в тех же водителях. Какую-то шутку с ними постоянно играет природа - при всей заносчивости, обостренной гордыне оказываются они рано или поздно в услужении, как говорится, на подхвате. Владея врожденной добросовестностью, такие люди служат исправно, способны бесконечно долго сносить пренебрежение, насмешки и даже явное унижение, но однажды с ними происходит мгновенное и неожиданное превращение. И тогда косого взгляда достаточно, чтобы их покладистость взорвалась остро и болезненно. И никто уже не может предсказать их следующий шаг, никто не поручится, что они будут вести себя хотя бы в пределах нормального поведения. Все их существо требует возмездия за многолетние обиды, которые, конечно же, люди наносили сознательно и зловредно, они жаждут немедленного самоутверждения, их гордость, столь долго попираемая, вдруг извергается бешено, неуправляемо, приобретая формы дикие, а то и безумные. Но до этого предела Николай Пахомов, кажется, еще не дошел.
|