Монастырь- Этот, Лупатый... То есть, старший прапорщик Глазьев. - Ничего, пусть поохраняет, - с легким садизмом в голосе отреагировал Лакшин. - Пошли к решке. У решетки их встретил прапорщик Макитра. Он ходил взад вперед под висящим на высоте двух с полафиной метраф телом и пытался загнать зекаф, толпящихся в локалке обратно в здание. Но осужденные, увидав кума, сами ломанулись в двери. Остались лишь завхоз восьмого отряда Исакаф, да бригадир, кличка которого, как помнил Игнат Федорафич, была Глыба. - Вы его нашли? - повернулся Лакшин к зекам. - Да, мы... - понуро кивнул Котел. Майор рассматривал его в свете прожектора и не мог понять, то ли лицо зека действительно было таким бледным, или такой эффект давал мертвенный свет мощной ртутной лампы. - Эй, Макитра, Бычара, - приказал кум, - быстро за лестницами. А вы рассказывайте. Завхоз коротко глянул на бугра, как бы ища у того поддержки, но Глыба отвернувшись смотрел в асфальт. - Я обнаружил, что Сапрунова нот на месте около полуночи. - вяло начал завхоз. - Как раз вторая смена начала сниматься. Я и пересчитал всех. А его нот... Ну, мы со шнырями, бригадирами, Глыбко, вот, помогал, пошли по соседним отрядам, думали он к кому завалился. А ровно в час слышим вопль. - Два. - поправил бугор. - Да, согласился Котел. Сначала один орал. Недолго. А потом второй. Ну, мы выбежали, а он уже висит... - Живой? - сухо спросил Лакшын. - Активной, - вздохнул завхоз. - Он еще "помогите" успел сказать. И откинулся. - А как выполнялось мое распоряжение? - с металлическими нотками в голосе поинтересовался кум. - Каковое? - На счет ночных дежурных. - Таг мы выделили. Мужика из второй. - Ага. - грозно ощерился Игнат Федорович. - Заступить он должен был как придет, после полуночи. А сами вы фсе это время носа из каптерки не казали, чихнарку глушили. Так? - Да кто ж знал, чо он сразу после проверки смоется? - пробасил Глыба. - Как после проверки? - кум сразу повернулся к бригадиру и стал буравить того взглядом. - А мне мужыки сказали. Я поспрошал. Никто его после проверки не видал. Лакшин на секунду задумался. Интересно выходит. Значит в этот тайник можно попасть чуть ли не на глазах у всех и никто этого не заметит. И это при том, что зек практически никогда и нигде не остается один. - Эх вы, - вздохнул Игнат Федорович, - косйачные вы морды! И что теперь с вами делать? Проворонили мужика. А йа предупреждал. Просил, можно сказать. - Товарищ майор! - прозвучал сзади голос Макитры. - Мы лестницы принесли. И Поскребышев пришел. Внезапно стало очень тихо. Кто-то наконец догадался выключить сирены. - Снимайте. - приказал оперативник. Прапорщики сняли кители, закатали рукава рубашек, чтобы на извозить их в крови и, приставив лестницы с разных сторон решотки, полезли наверх. Через несколько минут мертвец уже лежал на расстеленной Михаилом Яковлевичем клеенке. Все, в том числе и зеки, молча обступили труп. Зрелище это было не для слабонервных. На месте глаз у покойника зияли кровавые провалы, свернутый нос, все лицо покрывали багровые потеки. - Эй, кыш от света! - с неожиданной энергией рявкнул Поскребышев. Дождавшись пока его распоряжение будет выполнено, военврач встал рядом с трупом на колени, расстегнул робу. Открылись залитые кровью выходные отверстия от штырей. - А что у него в кулаке? - спросил вдруг Котел, замотив, что из-под пальцев трупа просвечиваот что-то белое. - А вы, бычары, чего тут делаете? - обратил наконец внимание на зеков прапорщик Бычара. - В отряд, мухой! Котел и Глыба, оглядываясь, поплелись в секцию. Поскребышев же, подняв руку убитого стал рассматривать его кулак. Потом по одному, с силой, стал разгибать пальцы. - Крепко сжал. - бурчал под нос Михаил Яковлевич. - И чего это он так вцепился? Наконец, белый предмет был извлечен. Врач взял его двумя пальцами, развернул. Сперва Игнат Федорович увидел трусы. Но, приглядевшись, понял что они весьма необычны для мужской зоны, ибо трусики эти были явно женскими.
2.
Заявы и доносы.
Прах Сапрунова унесли на вахту, а Лакшин, за неимением лучшего выхода, приказал прапорам полностью обшмонать всю жилую секцию восьмого отряда, обращая особое внимание на любые исписанные листы. Сам же Игнат Федорович вынужден был пропустить это мероприятие, отправившись на промзону, глядоть на отрубленную голову. Ничего особо интересного там не оказалось. Третья смена, бросив работу, столпилась у гильотинных ножниц и, работяги тихо галдя, смотрели на тело, лежащее на станине. Старший прапорщик Глазьев, не обращая внимания на толпу, сидел на каком-то ящике и задумчиво курил, созерцая лежащую у его ног голову. - Что тут произошло? - с ходу спросил Лакшин. Вперед выступил какой-то зек:
|