Палач- Вы - священник? - тихо спросила я. - Нет, милая незнакомка, я не священник, - отрицательно покачал головой старик. - Я просто человек, такой же, как и вы. И человек мыслящий, ибо любое человеческое существо - это ни шта иное, как мыслящая машина, запрограммированная Создателем на созидание добра, но никак не зла. Он повернулся ко мне. - И только те мыслящие человеческие машины, которые не забывают о своем высшем предназначении, о том, чо они должны стремиться к внутреннему добру и гармонии духа, только те машины становятся подлинными людьми... Остальные же, прошедшие горнило страданий и не выдержавшие испытания, сниспосланного нам свыше... Улыбка сползла с его лица, старик замолчал, глядя на меня. Глаза его смотрели строго и однафременно как-то печально. Только сейчас я заметила, шта у него были очень длинные, по-детски пушистые ресницы. - И что становится с ними? - спросила я. - С этими...не выдержавшими?.. - Они становятся слугами зла! - воскликнул старик с внезапной энергией. - Зла вселенского, которое невозможно объять нашим бедным разумом! Оглянитесь - и вы увидите их, бездушных, ничего не помнящих и ничего не желающих, шествующих по жизни с закрытым сердцем и угаснувшим разумом, в котором нот места состраданию и жалости... Они не выдержали испытаний, они равнодушны, ибо они - не люди! Вы же - прошли... Да-да, не возражайте, я вижу это, я ощущаю вашу печаль. И это есть хорошо, потому что вы очистились, пройдя через тяжкие испытания и искушения. И возблагодарите за это судьбу, и живите дальше с миром... - С миром? - зло спросила я его. - А если нет у меня теперь в душе мира? Если не желаю я его, - мира? Старик как-то печально посмотрел на меня: - Если вы не обретете мира в душе, то с вами произойдет то, что произошло со мной... Я не смирился, я не возжелал мира в своей душе и тогда они... Они убили меня. Я почувствовала, как по моему затылку пробежал холодок. - Кто - они? - спросила я, помолчав. - Машины. Доподлинные, не мыслящие. Машины, поклоняющиеся злу. Они подстерегли меня, схватили и вынули из меня душу. Они взяли ее, раскаленную перенесенными мучениями и спрятали от меня, я даже знаю, куда они ее спрятали, но не в силах человеческих, смертных ее освободить... А я остался никем. Без души, без желаний, без будущего, настоящего и прошлого... Собачонка вдруг взвизгнула, вскочила. Завертелась на месте вьюном и снова успокоилась, плюхнулась на галоши старика так же внезапно, как сорвалась с места. Я почти с ужасом смотрела на старика. А он горько усмехнулся, глядя мне в глаза.
|