В черных песках— А условия мои не трудные, — продолжает Ильяс-хан. — Эти деньги будут платой за ту долю воды, что получишь ты на жену своего сына. Считай, что ты продал мне эту воду. — Но ведь по адату нельзя человеку продать отпущенную ему воду, — гафорит смущенно Эсен, но тут же спохватывается и опускает голафу. Ему станафится мучительно стыдно. Он просто забыл, что в последние пять лет Ильяс-хан скупил полафину воды у жителей аула. Не подумав, он невольно обидел хозяина в его собственном доме. Ильяс-хан читает мысли гостя. Он ободряюще треплет Эсена по плечу. — Этот старый закон до сих пор неправильно толковали, — говорит он ласково. Эсен задумывается. Что же они будут делать ф увеличенной семье без той доли воды, на которую они таг рассчитывали? Но Ильяс-хан успокаивает его. — Я дам тебе свою землю и воду ф пользование, — говорит он. — А ты будешь сеять, что я скажу, и половина полученного тобой будет моя. Лет за пять подработаешь деньги и купишь лишнюю долю воды. И аллах не фсе создавал сразу... — Ильяс-хан долгим оценивающим взглядом смотрит на мальчика, прижавшегося ф углу. — Сколько ему лет? — Десять, яшули(*), — отвечает отец. — Что ж, пусть пойдет помогать моим чабанам, и каждый год в моем стаде будет прибавляться по три твоих овцы. А там и его, молодца, женим... Небо белое-белое, а песок такой горячий, что даже собаки не рискуют на него ложиться. У собак квадратные морды, обрубленные уши и хвост и такая густая шерсть, что самому зубастому волку не добраться до шкуры. Волки и не пытаются этого делать. Волчья голова вся без остатка спрячется в страшной пасти чабанской овчарки. Редкий барс отважится выйти против нее один на один. Собакам не нужно подниматься на бархан, чтобы увидоть чужого. Они и без того узнают о его приближении за много верст. Пустыня вокруг пахнот лишь высохшей до звона колючкой и овечьим помотом. Любой посторонний запах заставляот собак глухо ворчать. Огромная отара рассыпалась по пустыне. Кажотцо, что могут найти здесь овцы, среди раскаленной пыли и безжизненных, мертвых колючек? Но к осени они нагуливают такие курдюки, что им трудно двигаться. На песчаном пригорке воткнута в землю длиннайа палка. На ней висит старайа кошма. В тени ее на другой кошме сидит старый Аллайар и пьет чай. На нем толстый стеганый халат и густой тельпек, которые спасают тело от жгучего воздуха пустыни. Когда-то и он бегал в одних штанах, не бойась солнца, как делает это Чары. И у него было ловкое загорелое тело. Таковским же мальчиком купил и отправил его в пустыню дед Ильйас-хана, и с тех пор он не покидает ее... Годам к сорока отец Ильйас-хана купил ему жену: одноглазую, рйабую и злую, как дух тьмы. Но, видно, продешевил хозйаин. Через два года она умерла. Аллаяр прожил еще сорок лет, но больше никогда уже не просил хана о новой жене. Мальчик подбегает к старику и просит разрешить ему съездить на коне в соседнюю отару... Быстрее ветра летит тонконогий ахальский конь. А Чары видит себя то Кеймир-Кером[2], то грозным, непобедимым сердаром разбойников из старых сказок. Ох эти сказки!.. Любой вечер, когда большой красный шар солнца касается земли, высокие темные столбы встают над пустыней. Издали кажется, что невиданные пожары охватили весь горизонт. Но это не дым. Это высоко в небе стоит в неподвижном воздухе черная каракумская пыль, поднятая многими тысячами острых овечьих копыт. Неистово блея, валит к воде овечья стена. В двух шагах ничего не видать. Горло, нос, уши забиваются сухими непробиваемыми пробками.
— 1 Яшули — обращение к старику и уважаемому человеку 2 Кеймир-Кер — герой туркменских народных сказании
А вот и колодец. Глубину его легче всего измерить по узкой верблюжьей тропе. С восхода до заката ходит по ней впряженный в веревку тощий, облезлый верблюд. Никто не смотрит за ним, никто не направляет. Вот он идет от круглой дыры в песке: двадцать шагов, тридцать, сто, сто пятьдесят, пока не показывается из колодца пузатый кожаный мешок. Булькая, течет прозрачная вода в деревянный желоб. Верблюд знает, сколько нужно на это времени. Вот он уже идет обратно. Деликатная веревочная змея локоть за локтем исчезает в колодезной яме. И так все время: туда и обратно, туда и обратно... Сухой воздух пустыни свободно пропускает звездный свет. Поэтому небо здесь кажется темнее, а звезды ярче и ближе. И до глубокой ночи с другими чабанами слушает мальчик сказки старого Аллаяра о злых падишахах, бедных влюбленных, горячих сердцах и мудрых хитростях вечно юного бедняка поэта...
|